Повелитель кошек

- Шикарно! – повторяла она, делая огромные глаза. – Кульно! Нет, Кирилл Сергеевич, просто посмотрите, какая прелесть! Это же прям Мандильяни какой-то.

- Модильяни, дорогая Вероника Михайловна, - поправил я, перехватил свирепый взгляд Данилова и тут же добавил. – Да, пожалуй, что-то есть. Я бы сказал, манера класть мазок…

Честно говоря, творчество Данилова показалось мне достаточно депрессивным, и мое внимание с самого начала привлекла только одна работа – огромное полотно, занимавшее почти всю стену студии. Это был очень неплохой пейзаж, во всяком случае, он в лучшую сторону выделялся среди всех прочих работ Данилова. Думаю, именно про эту картину упоминал в нашем разговоре Маргулис. На картине был изображен меланхолический осенний луг с пожухшей травой, неглубоким оврагом, двумя растущими рядом дубами, старинной мельницей вдалеке и очень живописными руинами в центре всей композиции. Картина мне напомнила лучшие работы Клода Моне, и я подумал, что у Данилова и впрямь есть талант – Маргулис сказал правду. Поэтому я подошел к картине, несколько секунд любовался ей, а потом сказал:

- Вероника Михайловна, вот это полотно мне нравится больше всего.

- Эта картина не продается, - внезапно заявил Данилов.

- Не продается? – Вероника с недоумением посмотрела на художника. – Почему?

- Не продается, - повторил Данилов.

- Даже за тысячу долларов? – спросила Вероника.

- Даже за миллион, - гордо ответил художник, шумно вздохнул и поскреб пятерней свою мохнатую как у орангутанга грудь.

- Жаль, - Вероника скорчила обиженную гримаску. – Я бы купила ее. Такая красивая…

- Могу продать эту, - Данилов показал пальцем на небольшое полотно, на котором голый красный мужчина вел за руку голого фиолетового мужчину по синей траве в ядовито-зеленые заросли вроде как конопли. – За пять тысяч долларов.

- Кирилл Сергеевич, что скажете об этой картине? – осведомилась Вероника, разглядывая шедевр.

- Фовистическая традиция, неплохой колор, достаточно проработанная композиция, - выдал я с самым глубокомысленным видом. – Весьма, весьма оригинально.

- Тебя ведь Кириллом зовут? – вдруг спросил художник.

- Кириллом, - ответил я.

- Слушайте, я тут после вчерашнего… Не поможете страждущему?

Честно говоря, я обрадовался этому предложению. Пьяный Данилов наверняка станет снисходительнее к простым смертным и спустится с Парнаса на землю, так что есть шанс разговорить его и узнать о Завратном. Естественно, мы с Вероникой тут же ухватились за такую возможность расколоть Данилова. Я вручил художнику пятьсот рублей, и он пулей вылетел из студии, оставив нас наедине с его картинами.

- Этот Маргулис просто извращенец, - сказал я, разглядывая картину, на которой красовалась пышная белая задница в целлюлитных ямочках, окруженная венком из черных роз. – Что тут ему могло понравиться? Мазня, как Бог свят, мазня. Ты заметила, сколько тут этюдов с голыми мужиками?

- С самого начала, - призналась Вероника. – Наш художник по-моему мужеложством балуется.

- Вот только эта картина, - я опять подошел к пейзажу на стене, - будто другой человек писал. Действительно здорово. Правильно говорят, что даже самый бездарный художник способен однажды создать что-то стоящее. А может, мы еще не доросли до понимания истинных масштабов гениальности маэстро Данилова.

- Мы что, действительно купим у него картину? – шепнула Вероника.

- Ни в коем случае. Скажем, что нам нужно время подумать, назначим новое рандеву. Эти картины только в привокзальном сортире вешать.

Данилов вернулся минут через десять и уже в подпитии. Нам было предложено спуститься вниз, и хозяин заботливо сервировал для нас на ящике угощение и закуску – полбулки черного хлеба, нарезанную ломтями дешевую колбасу и селедку в шкуре. Я заметил, как брезгливо сморщилась Вероника.

- Как вы про меня узнали? – спросил Данилов, разливая «Ржаную» в маленькие рюмки для нас и в граненый стакан - себе.

- Маргулис порекомендовал, - сказал я. – Он очень высоко ценит ваше творчество.

- Я так и подумал, - Данилов выплеснул полстакана водяры в свою глотку, занюхал кусочком колбасы и посмотрел на меня посоловевшим взглядом. – Он тоже приценивался к картине, которую вы хотите купить.

- Чего же не продали?

- Не хотел, вот и не продал.

- Странный вы человек, Ян Васильевич, - сказал я, пригубив водку. – Всегда считал, что художники мечтают о таких покупателях, как Александр Михайлович.

- Художники мечтают о свободе творчества, - заявил Данилов и разлил остатки водки. Вероника встревожено посмотрела на меня. Я сделал успокаивающий жест – мол, все под контролем.

- Знаешь, что я думаю? – спросил Данилов, жахнув очередную порцию. – Вас Маргулис послал. Не уймется никак, жид пархатый.

- Ошибаетесь, Ян Васильевич, - ответил я. – Это была инициатива Вероники Михайловны, которая слышала о вас только хорошее. В том числе и от Маргулиса. Так что не стоит приумножать число сущностей без необходимости. Слышали о бритве Оккама?

- Чего? – Данилов скривился. – Короче, вот мое слово. Пейзаж не продается. Или берете то, что я продаю, или до свиданья. Провожать не буду.