— Не меня благодари, ее, — сказал я, показав на Уитанни, которая стоя над безжизненным телом капитана Френчи слизывала кровь с лапы. — Если бы не она, всех бы убили, и меня тоже.
— Господин, я за тебя молиться буду. Может, примешь от меня…в благодарность?
Я так посмотрел на него, что он сразу замолчал. Девушка в дверях амбара начала дрожать всем телом, всхлипывать, лицо ее задергалось, и из глаз полились слезы, смешиваясь с кровью. Толстяк, увидев это, бросился к ней, обнял, и они начали громко голосить — шок проходил, горе наконец-то нашло выход.
Громкий грохот и треск вывели меня из оцепенения — прогоревшая крыша провалилась, выбросив вверх облако искр. Меня накрыла новая волна дыма, дышать стало нечем, резь в глазах была нестерпимой, и я бросился прочь от догорающей фермы. Какое-то время я пытался отдышаться, а потом обнаружил, что Уитанни уже тут как тут, подле меня.
— Ты осуждаешь меня? — спросил я гаттьену. — Думаешь, не стоило его убивать?
Уитанни ничего не ответила, только потерлась головой о мое бедро, и было в этой ласке что-то виноватое.
— Хаген ушел из Набискума, — сказал я оборотню, стараясь больше не вспоминать о капитане Френчи и обо всем, что увидел пару минут назад. — Значит, орденцы ушли вместе с ним. И мы можем попробовать попасть в Набискум. Но сначала давай-ка отправимся в Роэн-Блайн. Надо предупредить жителей об этих мерзавцах.
Глава четырнадцатая
Только самое тяжелое испытание может проявить наши таланты, неведомые даже нам самим.
Господи, да как же я устал!
Единственное, чего мне сейчас хочется — это лечь и уснуть крепко-крепко. Но я не могу себе этого позволить. Я должен успеть в Роэн-Блайн, чтобы предупредить.
Какая великолепная ночь! Тишина, полное безветрие — и море звезд над головой. Странно, только сейчас я заметил, что на небе этого мира есть Млечный Путь. И еще более странно то, что я, измотанный долгой дорогой и голодный, могу восторгаться звездным небом. Может быть, этот восторг — лишь попытка забыть о вещах куда более мрачных и неприятных для меня.
Сейчас я жалею, что не попросил несчастного фермера дать мне немного еды. Он бы, конечно, не отказал — ведь в его глазах я был спасителем. Но я не мог его ни о чем просить. Я был слишком потрясен увиденным на ферме, чтобы думать о еде.