Повелитель механизмов

Чтобы не запачкать мои ковры, Харан заботливо обернул место среза плотной тканью, которая пропиталась красным. Черты Джеронимо были искажены, на лице застыла маска ненависти и ужаса, скулы заострились, губы потемнели, что казалось их естественным светом. Волосы, за которые держал голову Харан, стали пепельно-белыми, а уши острыми и слегка оттопыренными. Но это бы Джеронимо, я не сомневался. Это была не бутафория.

— Я не хотел, чтобы у вас появился соблазн, и вынужден был уничтожить его. Старый враг из прошлой жизни, по которой я скучаю. — Харан поднял голову и с нежностью всмотрелся в черно-алые глаза, которыми обзавелся Джеронимо после смерти. — Но вас это не должно волновать, работайте, творите. Успехов вам!

Он не стал фокусничать и просто исчез, я не обратил на это никакого внимания. Револьвер выпал из скользкой от пота ладони, с громким стуком упал в ковер. Я вздрогнул и, обессилив, рухнул на колени, в голове образовалась пустота, а в сердце кровоточащая рана. Я смотрел на шкатулку, которую оставил Харан, и дрожал от ужаса. Я не сомневался, что он выполнит свои угрозы. Кем бы он ни был, но точно не вруном. Асани угрожала смертельная опасность и все, на что я мог надеяться, это на милосердие заказчика. Только если я выполню свою работу и он останется доволен, только тогда Асани будет в безопасности. Но до того, я не имею права даже думать о ней…

Единственное, что мне помогло бы забыться, моя работа. Тяжело поднявшись, я побрел в мастерскую.

Глава 19. Путь в себя

Моя мастерская была закрыта, кто бы ни колотил в дверь, он не мог войти. Мне некогда было заниматься сторонними заказами, я сомневался, что вообще когда-нибудь буду этим заниматься. Та жизнь была хороша лишь постольку, поскольку она освобождала меня от ответственности. Я бежал от нее и скрылся в своем мире, но, поняв ошибочность подобного уклада, уже не мог вырваться. Харан спеленал меня, как младенца, полностью взял под контроль. Но я все еще надеялся, что смогу вернуть себе свободу, когда закончу последний проект.

Вера и надежда — лишь они мотивировали меня. Страх только мешал, я понимал, что он будет меня тормозить. Пришлось на время забыть обо всем, что находилось за стенами моего дома. И об Асани тоже, ради нее. Только так я мог успокоить себя.

Харан был заинтересован в моей работе, уже не важно почему. Это защищало Асани, ее смерть я бы обязательно почувствовал, мне хотелось верить в это, чтобы успокоиться. Харану было выгодно оставить Асани в живых, чтобы иметь возможность управлять мной. Я понимал, что даже по окончании проекта, угроза не испарится, но до поры отложил эту проблему.

Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, я надолго погрузился в мир идей, в котором обитал все это время. Теперь же мне это не доставляло никакого удовольствия, я творил с холодной рассудительность, сам превратившись в автомат. Мне требовалось лишь создать оболочку, разумом и душой я мог заняться позже. Оболочка — всего лишь холодный механизм, который не терпел вмешательства эмоций. Харан поступил умно, заставив меня отринуть чувства и праздные мысли. Мне было противно сознавать это, но я не мог не восхититься его находчивостью. Он действовал как опытный лидер, направляя своих подопечных в нужном направлении. Хотел ли я туда идти? Нет, конечно, но у меня не было выбора, я сконцентрировался на настоящем и обитал в нем.

Мне приходилось довольствоваться меньшим, но я не роптал. В каждом дне было что-то хорошее, мое творение совершенствовалось буквально на глазах. Все мое внимание было сконцентрировано на деятельности, на создании. Изредка мой организм просил пощады, и я заставлял себя есть, устранять отходы пищеварения и мыться. Некоторые детали требовали к себе бережного подхода, любая капля жира, ресница или волос, попавшие между шестернями, могли разрушить всю систему.

Иногда я слышал отдаленный перезвон стража, он настойчиво сигнализировал о посторонних, желающих встретиться со мной. Полностью погруженный в свой мир, я не обращал на эту помеху внимания, которая вызывала лишь легкий зуд раздражения. В конце концов, я выломал блок сигнализации и на том успокоился. Более ничто не тревожило меня, разум оставался закован в слои из технических мыслей.

Органы чувств мои преобразились, я стал замечать малейшие шорохи или постукивания, но в то же время, стал глух к внешнему миру. Зрение приобрело небывалую остроту, в ущерб видению того, что находилось за стенами дома. Осязание реагировало на малейшие вибрации, но не чувствовало стука в дверь.

Я жил одним днем, который растянулся для меня в бесконечность. Я мог бы сказать, что делал вчера, но не стал бы утверждать, что это "вчера" существовало на самом деле. Восходы и закаты происходили где-то в стороне, я никак не реагировал на них. Впервые, за всю свою жизнь, я почувствовал то, как происходит процесс создания. Я видел сам механизм времени, который двигал реальным миром и обтекал мой. Я видел и понимал его, это осознание меняло меня.