Комдив сказал, что отпуск мне дать не может, не имеет права. Только недавно дали разрешение отправлять домой особо отличившихся ветеранов на пятнадцать суток с целью улучшения демографической ситуации в стране. Он, мол, и полгода назад не имел права выдавать такой документ, но сверху позвонили и дали добро. Подписал он, а все выданные мной плюшки забрал НКВД, ничего дивизии не досталось. И сейчас генерал бил копытом, чтобы и за те полгода что-то получить, и сейчас не прогадать. А я просто так ничего выдавать не хочу, надо на что-то менять.
Тогда я предложил отправить меня в отставку, уволить с военной службы. Тут тоже возникла проблема: это медкомиссия решает, но он сможет собрать её из врачей медсанбата. Они подтвердят всё, что генерал скажет, он обещал. Именно на этом месте и зашёл особист. Помнится, полгода назад он капитаном был, а сейчас уже майор, точнее батальонный комиссар.
Воевать я действительно не желал. Если кто напомнит о долге перед родиной, соглашусь, но добавлю, что моя родина осталась далеко в прошлом моих перемещений. Да и посадила она меня по ложному обвинению, а на зоне жизнь не сахар. Тут я воевал потому, что так надо, да и с другим Путником пересечься требовалось. Воевал за женщин и детей, сгинувших в годы этой войны, и мной уже сделано немало. Я только на Московском направлении уничтожил – именно уничтожил – более шестидесяти тысяч солдат и офицеров вместе с техникой и вооружением. Так что о долге мне говорить не стоит, я тысячу раз закрыл его.
Но помочь своим всё же хотелось, потому я и здесь. Особист остался присутствовать, явно палкой не выгонишь, ну а мы начали торг. Около часа обсуждали, пока нас не прервал Шумов. Он явно где-то неподалёку был, быстро приехал. В принципе, просчитать меня было несложно: я и из прошлых увольнительных вернулся за считаные минуты до их окончания. Скорее всего, меня ждали, не надеялись, а именно ждали.
– Оставьте нас, – попросил Шумов, и генерал с особистом без слов вышли.
Посмотрев на шинель Шумова, я хмыкнул:
– Я смотрю, тебе ромб вернули.
– А я вижу, что чинопочитание к вам не вернулось, гражданин Туманов. Или не Туманов?
– Андрей Туманов погиб пятого июня тысяча девятьсот сорок первого года от пулевого ранения в голову. Случайное ранение. После этого его тело занял я. Если вы верите в переселение душ, религию индусов, то должны меня понять.
– Переселенец, значит? Маг?
– Да, кое-какие способности у меня есть. Вернулся я не просто из-за окончания времени отпуска. Сами понимаете, этот отпуск для меня ничто. Попрощаться прибыл. На прощание кое-какую информацию по будущему сообщу.
Я провёл рукой над столом генерала, и там появились обвязанные бечёвками стопки книг.
– Тут информация, которая вам пригодится. На словах скажу, что зеркальных вероятностей Земли множество, и в восьмидесяти процентах население умирает по своей вине. Двадцать процентов – это те, кто смогли создать космические корабли и улетели заселять другие планеты. И ни одной доли процента, где население жило бы в гармонии с планетой. Химия – она проникла всюду, отравляя леса, моря и океаны. Всё погибло, люди мутировали, из-за высокой рождаемости есть было нечего, процветал каннибализм, шли войны.
По моим прикидкам, вашей планете осталось лет триста, после этого на ней не останется ничего живого. Через семьдесят-восемьдесят лет произойдёт взрыв рождаемости, расплодятся химкомбинаты, так всё и пойдёт. Вы сами себя убьёте. Я не знаю, как это решить, техническую революцию не остановишь, не вы, так другие государства сделают это. Можете отстроить своё государство, чистое, без вредных производств, только имейте в виду: к вам хлынут голодные орды тех, кто пошёл другим путём. Война за ресурсы всё равно будет. Не знаю, как это решить. Думайте сами.
– С вами хочет поговорить руководство страны.
– Вы думаете, я соглашусь?
– Думаю, да, иначе вас бы тут не было.
– Ненавижу умных людей.
– Встать! – заорал кто-то над ухом.
Меня словно пружиной подкинуло с какой-то странной серебристой яйцевидной лежанки, и я влился в поток людей, одетых в одинаковые оранжевые комбинезоны. Только конвоиры были в чёрном, похожем на космические бронированные скафандры. Меня что, в зэка закинуло? Свистели плётки, у некоторых конвоиров по дубинках бегали электроразряды, слышались крики боли, стоны, мат. Язык был незнаком, но я его отлично понимал, хотя память прежнего хозяина моего нового тела ещё не пробудилась. Похоже, мы на космическом корабле или станции. Нас вели какими-то коридорами, а я размышлял.
Задумку Михаила я понял давно. Восемьдесят процентов планет из ветки Земли гибнут. Значит, надо дать им шанс. Научить Путника космическим технологиям, и после того как тот переживёт гибель населения планеты (а я пережил), он не сможет на это смотреть спокойно. И тут он прав: я не смогу. Так что учиться я собирался серьёзно.