А ночью нас подняли, поступил приказ отходить. Я же говорил, что мы тут надолго не задержимся. Собравшись, мы выстроились в ротную колонну, которая влилась в батальонную, а та – в полковую, и нас куда-то повели. Похоже, немцы прорвались, перешли реку в другом месте и совершают глубокий охват. Это я подслушал разговор командира полка с комбатами, но они и сами точно не знали, что происходит, больше догадки строили.
Как бы то ни было, вскоре мы вышли на дорогу, по которой гнали нашу маршевую роту, и продолжили двигаться по ней. Шли практически всю ночь, нас часто подгоняли, чтобы мы держали высокий темп. Отмахали километров двадцать пять точно, ночь короткая. На рассвете, как раз светать начинало, мы добрались до места – довольно крупного села, среди домов которого виднелась маковка церкви. На околице села, разбегаясь по сторонам от дороги, мы и начали готовить оборону.
М-да, на весь полк (всей дивизии тут не было) всего две сорокапятки и одна трёхдюймовка. У меня появилась одна идея, и я, подумав, направился к взводному.
Лейтенант общался с комбатом. Когда я подходил, ротный кивнул на меня и что-то сказал, отчего старший лейтенант, командовавший нашим батальоном, с интересом стал меня изучать.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к товарищу младшему лейтенанту?
– Обращаетесь.
– Товарищ лейтенант, есть предложение по укреплению боеспособности нашего первого взвода.
– Почему не роты?
– Я в первом взводе службу прохожу. Товарищ лейтенант, я тут до кустов бегал… Так вот, с другой стороны снабженцы стоят, знакомые мои. Они с немцами несколько раз схлестнулись, есть трофеи. Один из них мой должник и предложил в оплату немецкое противотанковое ружьё модели тридцать восьмого года. Есть целый ящик с боеприпасом к нему.
– Что это оружие может? – сразу заинтересовался ротный.
– Однозарядное, с открытым прицелом, дальность стрельбы – четыреста метров. На ста метрах под уголком девяносто градусов берёт броню в тридцать миллиметров. На трёхстах метрах под тем же углом – двадцать миллиметров. В хвостовой части пули находится заряд отравляющего вещества слезоточивого действия, отчего танкисты в подбитой машине высидеть не смогут, покинут её, тут их и бей. Лёгкие танки и броневики с бронетранспортёрами на дальности трёхсот метров будет уверенно поражать даже в лоб. С другой техникой как повезёт.
– Отлично. Берите ружьё, я пока позицию для него подыщу, – обрадовался ротный. Но старлей его остановил и обратился ко мне:
– Боец, передадите ружьё старшине Васильеву во взвод тяжёлого вооружения.
– Ружьё? – я удивлённо раскрыл глаза. – Какое ружьё? Вам, товарищ старший лейтенант, наверное, голову напекло. Вон жара какая.
Материться тот умел виртуозно, по всему прошёлся, и по не застёгнутой пуговице воротника тоже. После чего приказным тоном велел передать ружьё во взвод Васильева.
Застёгивая пуговицу, я поинтересовался:
– Товарищ старший лейтенант, а где мне его взять?
– Где хочешь, хоть рожай! – рявкнул он.
– Разрешите идти?
– Свободны.
Развернувшись, я направился к позициям нашего взвода, на ходу скрестив руки над головой и помахав одной рукой.
Догнавший меня ротный поинтересовался:
– Чего руками машешь?
– Да знакомым своим сообщил, что ружьё не нужно, долговая оплата не принимается. Могут валить. И так тут задержались.
– Подожди, а как ты Васильеву ружьё передавать будешь?
– Рожу. Вон земля какая ровная, нарисую ружьё, приглашу старшину, пусть забирает. Где сядешь на мою шею, там и слезешь. Ещё ни один не смог на ней поездить.
– Почему?..
– Я прохожу службу в первом взводе первой роты первого батальона, а не во взводе тяжёлого вооружения. Если комбату так нужны эти ружья – у немцев их много. Взяли интенданты трофеями, возьмёт и он.
На этом мы разошлись в разные стороны. Добравшись до взвода, Потапов показал мне мою позицию, я достал лопатку и, сложив вещи одной кучкой, стал копать стрелковую ячейку, теперь нормальную, углублённую. Заодно нарисовал и ружьё в стороне. Однако так никто и не пришёл, видимо, ротный передал мой разговор с ним.
Копали вокруг все, видимо, набрали шанцевого инструмента в селе. Да и деревенские тут и там мелькали, помогали оборудовать позиции, особенно для артиллеристов. Закончив рыть стрелковую ячейку, я стал дёрном, снятым с места, где я копал, маскировать свою ячейку со стороны противника. Прерывался только раз, когда разносили поесть, и делали это деревенские.
– Спасибо, красавица, – улыбнулся я молодой девушке, принимая плошку с борщом. Даже ложка сметаны была, ну и большой кусок хлеба.
Мы взводом собрались в одном месте, и там из большого чугунка разливали этот одуряюще пахнущий борщ. Бойцы жевали, многие жадно. Девушка стала со мной заигрывать, но я поднял руку и продемонстрировал золотое обручальное кольцо. Их не принято было носить, но у нас с Ольгой были.
– У меня жена на сносях, в конце августа родить должна.
Потапов был в курсе, что я женат, я говорил ему, что жену вывозил, а вот другие удивились: молод слишком. Однако борщ их интересовал больше, а ещё и овощи были.