Ральф подкинул в костер ветку и несколько секунд смотрел, как дым уплывает в сумрак.
— Костер должен гореть. Эрик бросился на песок.
— Я совсем измучился. А толк какой?
— Эрик! — возмущенно закричал Ральф. — Не смей так говорить!
Сэм упал на колени рядом с Эриком.
— Да, какой толк?!
Негодуя, Ральф пытался вспомнить. С костром связано что-то хорошее. Что-то невероятно хорошее.
— Ральф уже столько раз твердил, — огорченно сказал Хрюшка. — Как еще мы можем спастись?
— Ну конечно! Если не будет дыма… Он присел перед ними на корточки. — Разве вы сами не понимаете? Какой толк мечтать о радио, о кораблях? — Он вытянул руку и сжал пальцы в кулак. — Одно нас может выручить. Пусть они играют в охотников, пусть добывают нам мясо…
Он смотрел им в глаза. И в этот миг неистовая страсть и убежденность снова заволоклись зыбкой пеленой беспамятства. Он стоял на коленях и, сжав кулак, в замешательстве переводил взгляд с одного лица на другое. Пелена спала.
— А-а, ну да. Мы должны жечь костер, чтобы был дым…
— Но ведь нам не справиться! Вон, смотри!
Этот проклятый костер опять умирал.
— Если дежурить у костра по двое, — сказал Ральф, обращаясь больше к самому себе, — выходит двенадцать часов в день.
— Теперь не наберешь столько валежника, Ральф…
— …в темноте страшно…
— …ночью нельзя…
— Будем по утрам разжигать,— сказал Хрюшка. — В темноте все равно ни один черт не заметит дыма.
Сэм с готовностью кивнул.
— Другое дело, когда костер был…
— …там, наверху.
Ральф встал, чувствуя себя совершенно беззащитным перед наступлением темноты.
— Ладно, до утра так до утра.
И он повел всех к первой хижине — полуразрушенная, она все-таки выстояла под ливнем. Ее устилали сухие, громко шуршащие при малейшем прикосновении листья. В соседней хижине бредил какой-то малыш. Четверо больших вползли в свою хижину и зарылись в листья. Близнецы — у одного края, Ральф и Хрюшка — у другого. Несколько минут, пока мальчики укладывались, стоял непрерывный шорох и треск.
— Хрюшка!
— Да?
— Удобно?
— Вроде ничего.
Наконец стало тихо. Во тьме обозначилось продолговатое пятно, усеянное яркими блестками звезд, с рифа доносился глухой шум прибоя. Прежде чем заснуть, Ральф, как обычно, занялся своей игрой в «что было бы, если…».
…Если бы их отправили домой на реактивном самолете, уже утром они приземлились бы на том большом аэродроме в Уилтшире. Потом на машине… нет, уж лучше на поезде до самого Дэвона и там снова снять тот же коттедж. К ограде приходили бы дикие пони и заглядывали бы в сад…
Ральф беспокойно заворочался в листьях. Дартмур — местность довольно дикая, и пони тоже были дикие. А дикое теперь уже не казалось ему привлекательным. Он настойчиво заставил себя мысленно вернуться от дикости к цивилизованному городу, куда дикари и ногой ступить не смеют. Где еще можно почувствовать себя в такой безопасности, как на автобусной станции среди фар и колес?
…И вот Ральф уже пляшет вокруг фонарного столба на остановке. Из гаража выползает автобус, такой странный автобус…
— Ральф! Ральф!
— Что случилось?
— Ну что ты так шумишь.
— Ладно, ладно.
В темноте из другого угла хижины раздался стон, и в страхе они затряслись под листьями. Сэм-и-Эрик дрались, сжимая друг друга в объятиях.
— Сэм! Сэм!
— Эй, Эрик!
Наконец все успокоилось.
— Нужно отсюда выбираться,— тихо сказал Хрюшка.
— Ты это про что?
— Нужно спасаться.
Как ни страшно было ему в этой тьме, Ральф сдавленно засмеялся — впервые за весь день.
— Я серьезно, — зашептал Хрюшка. — Мы скоро совсем свихнемся, если нас не спасут.
— Сбрендим.
— Рехнемся.
— Шарики за ролики зайдут. Ральф убрал с глаз липкие волосы.
— Напиши-ка ты письмо своей тетушке.
Хрюшка воспринял это всерьез.
— Я не знаю, где она сейчас. И у меня нет ни конверта, ни марки. И почтового ящика нет. И почтальона.
Шутка показалась Ральфу удачной. Не в силах себя сдержать, он захохотал, трясясь и дергаясь всем телом.
Хрюшка с достоинством отчитал Ральфа:
— Я, кажется, не сказал ничего смешного…
Ральфа колотил смех, да так, что заболело в груди. Когда судороги отпускали его, он лежал едва дыша, с ужасом ожидая нового приступа. В одну из таких пауз его сковал сон.
Рисунки С. ПРУСОВА
— Ральф! Ты опять ужасно шумишь. Тихо, Ральф… Потому что…
Ральф приподнялся и сел. Он, пожалуй, был благодарен, что Хрюшка разбудил его: автобус подобрался ближе, такой странный…
— А что случилось?
— Лежи тихо и слушай. Ральф осторожно лег, и листья под ним протяжно вздохнули.
— Я ничего не слышу.
— Снаружи кто-то ходит.
У Ральфа закололо в висках. На мгновенье он оглох от биения собственного пульса.
— Не слышу.
— Ты слушай. Погоди.
Резко и отчетливо в каком-нибудь ярде за стеной хрустнула ветка.
В ушах у Ральфа снова зарычала кровь, в голове каруселью пронеслись смутные образы.
— Ральф! Ральф!
— Молчи и слушай.
Ральф отчаянно молился: «Не меня, там есть малыши, выбери их». Снаружи проник зловещий шепот.
— Хрю-у-шка… Хрю-у-шка…
— Он пришел, — задыхаясь, шептал Хрюшка. — Значит, он есть! — Хрюшка вцепился в Ральфа, отчаянно хватая ртом воздух.
— Хрю-у-шка… выходи-и. Ты мне нужен, Хрю-у-шка.
Губы Ральфа шепнули Хрюшке в самое ухо: