«Ну ладно, дело твое» — обиженно подумал Зихий и выпил бокал вина.
— Зихий! Зихий, просыпайся!
Кто-то, судя по голосу — отец, тряс Зихия за плечо. Сон был крепкий, глубокий, как омут на озере, просыпаться не хотелось.
— Зихий!
Голос Урсуса стал громче. Недовольно скривившись, юноша медленно разлепил глаза. Под потолком тускло горела лампа, заправленная жиром ворлока. Точно в окне белел жирный серп луны, ярко светивший в густой синеве предрассветного неба. «Еще ночь, чего вставать?» Зихий снова закрыл глаза и повыше натянул тонкую, но теплую шкуру урунга — когда ночь отступает вдаль, за вершины Горной Страны, холодный пронзительный воздух как шлейф ее платья, тянется за ней по земле, забираясь в сараи и дома, будя животных и заставляя поеживаться людей. Надо потеплее укрыться и послаще поспать…
Резким движением вождь сорвал служащую сыну покрывалом шкуру. Холодок тут же побежал от оголенных лодыжек по ногам и спине. Юноша медленно сел, потирая глаза. Урсус стоял в легких доспехах, в которых обычно выезжал на охоту, и в дорожной одежде.
— Чего будишь в такую рань?
— Тебе бы все спать! Привык с девками до обеда валяться!
Зихий хмыкнул, но ничего не сказал.
— Я уезжаю на несколько дней вместе с Ширелом и дружиной.
— Куда?
— Вернусь — расскажу.
— Что-то случилось? Зачем дружину берешь?
— Говорю же: когда вернусь, тогда узнаешь. Смотри, остаешься за главного в Дроке. Десяток воинов тебе оставлю, ворота сторожить. Думаю, больше тебе не понадобится — времена сейчас мирные, вражды у нас ни с кем из соседей нет, от дрононов до осени нападений не будет.
Сонливость соскочила с Зихия. Отец оставляет его главным. В его отсутствие Зихий будет главным в селении! Правда, наверняка еще будет совет Совет из Лучших, да и какого-нибудь опытного воина отец оставит как няньку.
— С тобой останется Уннар, присмотрит за порядком.
Ну вот и нянька.
— Да, Лейрус Нерожденный и Зеникс тоже останутся здесь.
— Ширел не берет их с собой?
— Нет.
Вождь развернулся и вышел. Минуту спустя снаружи послышался его крик «По коням!», раздался топот лошадей, спускавшихся с холма, на котором стоял двор вождя, к воротам Дрока.
Зихий оделся и вышел на улицу. Месяц стал тусклее, звезды почти исчезли с небосвода, на востоке, среди равнины, линия горизонта четко обозначилась бледно-розовой тонкой полосой. На дворе, освещенном факелами, кое-кто из слуг начинали свою раннюю работу, другие, вышедшие проводить вождя с волшебником и дружиной, разбредались по своим комнаткам, чтобы долежать-додремать еще два-три часа. Овод, старый седой кузнец, разводил огонь в кузнице. Зеникс, скинув рубаху, помогал ему. В неверном свете факелов и разводимого в жаровне огня Зеникс казался каменной глыбой — могучие мышцы при каждом движении перетекали под кожей, вздувались при напряжении, отчего гигант казался еще больше. Тут же был и Лейрус в неизменной кольчужной рубашке, отливавшей темно-сиреневым светом. Он точил одноручный меч на точильном камне, приводя тот в движение с помощью ножной педали; другой такой же меч стоял рядом, прислоненный к стене.
— Приветствую!
Лейрус, не прекращая точить меч и не поворачивая головы, молча кивнул; от Зеникса же сын вождя никакой реакции не дождался.
— Интересно, куда отправились отец и Ширел, да ещё дружину с собой прихватили?
Гора мышц продолжала безмолвно долбить громадным молотом по раскалённому куску железа. Лейрус, прищурившись, внимательно осмотрел клинок, удовлетворённо кивнул и вложил меч в ножны, висевшие не как обычно у воинов, на поясе, а на спине, и наконец взглянул на Зихия.
— Мы тоже не знаем.
После этих слов он поднял стоявший у стены меч и принялся точить уже его, пуская пучки мелких длинных искр, падавших в предусмотрительно поставленную рядом для предотвращения пожаров бочку с водой. Беседа явно не клеилась и Зихий, постояв для приличия пару минут рядом с кузницей, с недовольным выражением лица отправился в дом вождя, участвовать в управлении Дроком.
Урсус не впервые оставлял сына за старшего в вотчине, и по опыту предыдущих случаев Зихий прекрасно знал, что власть над селением, формально переходящая от уехавшего вождя к наследнику, так и останется формальной. На самом деле всем распоряжался кто-нибудь из приближенных Урсуса, скромно стоявший возле кресла, на котором с гордым видом сидел юный сын вождя, для солидности нацепивший меховую мантию отца. Когда требовалось принять какое-нибудь решение или вынести приговор, Зихий, надув губы и вытягивая утопавшую в меху накидки голову (отчего-то с детства был уверен, что истинный вождь прямо-таки обязан восседать с выпяченными губами и задрав к потолку подбородок), собирался изречь свою волю, этот старый воин, молчаливо стоявший доселе позади, открывал рот и басом, заглушавшим ржание лошадей на конюшне, говорил:
— Уверен, твой отец сделал бы вот так… Ты согласен, Зихий, надежда Древославных.
И Зихий, вспоминая свирепый взгляд рассерженного неповиновением Урсуса и его тяжелую руку, ломким юношеским голосом вздыхал:
— Согласен.