— Мастер Медер… — начала она.
Ей хотелось напрямик сообщить волшебнику, что она не жаждет его общества — ни сейчас, ни вообще когда-либо.
Но в этот момент девушка увидела, как из конюшни со злорадным выражением лица выходит мальчик-конюший.
Двое конюхов шли по пятам за мальчиком, один из них нес вилы для навоза. Направлялись они к калитке.
Бросив Медера, Шарина поспешила туда же. Слишком далеко… девушка понимала, что не обгонит их даже если побежит опрометью.
Дротик Ноннуса остался в карете. В Эрдине было не принято, чтоб горожане разгуливали по улицам с копьями. Правда, у него еще оставался пьюльский нож.
Но он снимает нож во время молитвы!
— Ноннус! — закричала девушка. Ей оставалось еще десять футов до калитки, когда конюхи уже входили туда. Все они были здоровяками. Один из них — черноволосый, с бородой, заметно прихрамывал. Второй, тот, что с вилами, высокий, бандитской наружности, кажется, страдал каким-то заболеванием: суставы у него были непомерно увеличены.
Конюший оглянулся на Шарину и отпрянул с испуганным видом, увидев, как из-под плаща у нее появился кинжал. У мальчишки не хватало передних зубов, на шее под грязными волосами расползались противные пятна экземы.
Форейтор подкрался сзади к девушке и схватил ее за локти. Она попробовала лягнуть его, но к сожалению, голой пяткой не могла нанести серьезного вреда его лодыжкам. А выше не дотягивалась… Мерзавец подтащил Шарину к каменной стене и колотил об нее, пока она не выронила кинжал.
Тогда он затащил девушку в аллею. Конюший вошел вслед за ними и прикрыл калитку. Он поднял кинжал и, гнусно улыбаясь, размахивал им перед носом хозяйки.
Пьюльский нож в ножнах свисал со столба. Ноннус стоял в противоположном конце аллеи перед деревянным столбом изгороди. На лице его играла слабая улыбка, пока он не увидел Шарину в руках форейтора. Тогда улыбка исчезла, и выражение лица стало совершенно пустым.
Теперь Шарина понимала, как глупо ошиблась: Ноннусу ничего не угрожало. Аллея хорошо просматривалась, а большой стог сена и куча лошадиного навоза открывали весьма удобный путь к бегству. К тому же невысокая изгородь не являлась преградой для такого ловкого и тренированного человека, как отшельник. Не влезь Шарина в это дело, единственная потеря, которая грозила бы ее другу, — это его пьюльский нож.
Ноннус не придавал значения собственности, даже ножу, который он, наверняка, носил при себе с тех пор, как стал мужчиной. Все, что его действительно волновало — это Госпожа и девчонка, которая умудрилась неприятную ситуацию превратить в катастрофу.
Отшельник стоял на коленях перед образом Госпожи, который он нацарапал на изгороди. Высокий конюх угрожающе поднес вилы к лицу Ноннуса. Тот отклонился, не выказывая особого страха.
— Считаешь, поклонение Госпоже дает тебе право быть врагом графа, а? — сказал мужчина с вилами. — А мы тут законопослушные люди.
— Думаешь, мы не слышали, что твоя госпожа говорит? — вступил другой конюх. Он потянулся за пьюльским ножом, достал его, а ножны и ремень бросил в кучу навоза. — Она с Орнифала. Только богачи могут говорить, что это не имеет значения. А я потерял отца на Каменной Стене!
Мальчишка-конюший свободной рукой подобрал горсть навоза и измарал нарисованный на изгороди образ. При этом он издевательски присвистнул через дырку в зубах.
— Я не враг вашему графу, — сказал Ноннус. — И не хотел никого обидеть. Друзья, я с удовольствием помолюсь вместе с вами Пастырю.
Форейтор расхохотался:
— Эй вы, кто-нибудь! Подержите эту молодую кобылку для меня! А подраться можете и через несколько секунд.
Шарина изо всех сил лягнула его в колено. Форейтор зарычал и выругался. Это отвлекло внимание его подельников, и они оглянулись.
Ноннус схватил вилы прямо за зубцы и ударил рукояткой конюху в диафрагму. Тот упал, схватившись за грудь, неспособный ни крикнуть, ни вздохнуть.
Тогда отшельник, развернув вилы, метнул их в лицо конюшему. Один из зубцов угодил ему прямо в глазницу. Мальчик без звука рухнул на землю.
Оставшийся конюх отпрыгнул назад, но наткнулся при этом на стену, которой был обнесен двор гостиницы. В ужасе он загородился руками, напрочь забыв, что в одной из них все еще держит пьюльский нож.
— Передай привет своему отцу! — бросил отшельник и воткнул вилы ему в горло. Один из крайних зубцов пронзил горло насквозь и застрял в дереве. Средний, очевидно, пробил трахею и главный кровеносный сосуд, потому что мужчина издал каркающий звук и упал на колени. Ноннус выдернул вилы, и вот тогда легочная кровь, пенясь, хлынула конюху на тунику.