На улице в ближайшем ларьке я купил на последние двенадцать рублей мелочью бутылку «Ярпива» и с наслаждением выпил тут же. В голове прояснилось, и я зайцем поехал с пересадками наземным транспортом – в метро без билета не проедешь.
Придя домой, я опустился в кресло и немного поразмышлял: выпить кофе и идти на работу; или немного вздремнуть и появиться там после обеда. Последнее, пожалуй, было бы самым правильным. Я взглянул на часы – почти девять. Я снял трубку с телефона.
– Алло! Это ты, Катя? Катенька, я появлюсь после обеда. Нет, ничего страшного, просто неважно себя чувствую. Если шеф будет спрашивать, то скажи, что я жду слесаря – у меня в ванной трубу прорвало, хорошо? Ну и чудно! Привет!
Я с наслаждением растянулся на диване, но сон не шел.
Странно: ведь еще вчера я потешался над вечно сожалеющем о прошлых ошибках Вовчиком, считал его неудачником. А теперь мне самому вдруг захотелось изменить прошлое. Неужели и я – неудачник? В фильме Оливера Стоуна «Никсон» прозвучала интересная фраза: «Никто не смеет считать человека неудачником, если он сам себя таковым не считает!»
Что это – истина в последней инстанции или просто красивые слова?
Интересно, а какой момент в жизни я хотел бы изменить? Вообще, счастлив я или нет? Достиг ли я того, чего желал? А чего я, собственно, желал? Сделать карьеру? Ну, сделал: успел защитить кандидатскую, затем – докторскую. Стал начальником: на работу вон когда хочу, тогда и прихожу! Да, пусть наука сейчас в коллапсе, но есть кое-какие договорные работы, которые через меня идут, так что не бедствую, в отличие от многих. Что еще?
Ну а в личном?
Я вздохнул. Все как в той песне: «Дела – отлично! Вот только с личным – привет!» Да, в моем возрасте люди уже своих детей в жизнь выпускают, в институты пристраивают. А я? Почему так все не задалось на личном фронте? Ведь была же семья… нет, вру! Какая же это семья – муж да жена? Да, жена была… Лера… Валерия…
Когда-то я думал, что с женой мне повезло. Я учился на последнем курсе, меня должны были оставить на кафедре, впереди четко пролегала дорога в аспирантуру, но имелось лишь одно препятствие – я иногородний. Угораздило же моих предков осесть в маленьком сибирском городке! Получив туда распределение, отец и мать радовались: там завод только построили, работы непочатый край, молодежь поднимет промышленность Сибири… Романтика, одним словом. Кому-то повезло: однокурсник отца дослужился до заместителя директора завода и уехал в Москву, в министерство. А мой отец до пенсии работал ведущим инженером с ежемесячным окладом сто семьдесят пять рублей плюс ежеквартальная премия тридцать процентов.
Романтика хороша на завтрак, терпима к обеду, но совершенно неудобоварима на ужин.
Мне тоже светило распределение в Сибирь, но совсем в другой город – там на заводе сразу давали общежитие. Стоило грызть науку пять лет, чтобы вкалывать на занюханном заводишке и ютиться в общаге с перспективой получения отдельной конуры под пенсию! Мой отец лишь через десять лет получил крохотную двухкомнатную квартиру в ведомственном доме. До сих пор помню неуемную радость родителей, которую не в силах были заглушить «прелести хрущоб»: нелепая планировка, совмещенный санузел и храп соседей за тонкой стеной. То же светило и мне. М-да, перспективы – аховые!
И тут я познакомился с Лерой. Она училась курсом младше на нашем же факультете. Я ее встретил в Доме культуры института на каком-то концерте. Я пробирался к своему месту, а она сидела и читала «Золотую ветвь» Фрезера, – не совсем обычное чтение для студентки физтеха.
– Интересная книжка, не правда ли? – прокомментировал я, протискиваясь между ее коленками и спинкой кресла. Без всякой задней мысли сказал, просто так. Я терпеть не мог девиц в очках, а у этой на носу красовались большие очки в роговой оправе. Она подняла голову, мельком взглянула на меня и равнодушно ответила:
– Интересная, но вам вряд ли понравится.
– Почему же? Я читал, – понравилась!
Меня явно принимали за недоумка, что внесло некоторое неудобство в мой внутренний мир. Я уселся рядом. Она повернулась ко мне, в глазах за стеклами очков мелькнул проблеск интереса к моей персоне.
– Вы что – историк?
– Нет. А вы? – задал я встречный вопрос.
– Тоже нет.
– Зачем же вы читаете классический фундаментальный труд по исследованию истоков религии?
– Для ученого необходима широта кругозора, – ответила она. И сняла очки. Она хотела мне понравиться. А я ей уже понравился. Любительница экзотики. Еще бы! Читающий Фрезера физик, конечно, не такая исключительная редкость, как читающий Фейнмановский курс лекций историк, но все-таки это нечто выходящее из ряда вон!
А глаза у нее ничего. Серо-голубые. Холодноваты, правда, но прекрасно гармонируют с чертами лица. А ножки вообще великолепны!