Повелитель снов

– А городские сплетни тебе зачем? Да еще за такие деньги? Обомнись, потолкайся, все бесплатно услышишь.

«Потолкайся». Сильно мне будет весело толкаться после встречи с киллером, который бестрепетной черной дланью едва не переправил меня за Стикс белым днем… И ладно была бы причина… А причина есть. Но я ее не знаю. И это напрягает. Крепко. До дрожи.

– Родственники о ч е н ь беспокоятся. А время дорого.

– Ну раз платят они…

– Они. Пропасть этот мужчина, – я кивнул на фотографию Дэниэлса, – мог по десятку причин. И по сотне поводов. И даже без них. Интересы у него сильно разносторонние. В город я прибыл сегодня утром. И хочу сразу уразуметь, кто, как и чем здесь дышит.

– Лады. С чего начинать?

– Сам реши, дядя Миша. О чем люди говорят?

– Кто о чем. А так… Мэр у нас помер. Недавно.

– Сам?

– Сердце.

– Бывает.

– Не верят люди, что сам он.

– Люди вообще недоверчивы.

– Да нет, ты не понял… Тревожно здесь стало. Мэр умер, кого пришлют – неясно, как все будет – тем более.

– Привычка.

– Что?

– «Привычка – душа держав». Пушкин сказал. А вот в таких вот городках – тем более. Станет лето настоящее, приедут отдыхающие…

– Вот то-то и оно. Мы все с лета живем. И с курортников. Понимаешь, Олег, у нас все очень размеренно и тихо было, а тут… Еще до мэра… Какой-то крупный чин московский кони двинул. В автомобиле. То ли задохнулся, то ли еще что. С ним одна местная была, типа бабка…

– Бабка?

– Гадалка, ворожея, их здесь невперечет… Тоже померла. До того – в люксе горцев поубивали. Так люди говорили. У меня там свояченица работает, в той гостиничке, сказала, сами они порезались. Насмерть.

– Разборка?

– Не-а. Вены повскрывали.

– И чему люди верят?

– Кто чему.

– Всё?

– Если бы. Группа авторитетных мальчиков отдыхать прикатила. И прямо на джипе в море съехала. Потонули все. Еще?

– Еще.

– Зимою российские деловые собрались на сходняк и перемерли. А не так давно – особистов местных на квартире постреляли.

– Бандиты?

– Нету у нас бандитов, я тебе сказал.

– Значит, злые хулиганы.

– Кто их так разозлил, чтобы горцев кромсать и особистов стрелять?

– Жизнь нездоровая. Вот и не выдержала психика.

– Твой-то пропавший – кто вообще?

– Иностранец.

– Россиянин?

– Нет. Издалека.

– Богатый?

– Упакованный.

– Давно канул?

– Три дня.

– Может, загулял?

– Родственники надеются.

– А эти родственники… сами… не могли… того? Спровадить папашку?

– Вряд ли. А конкуренты – могли. Ты по городу в последнее время странных людей не замечал?

– Да сколько угодно! Ты, к примеру.

– По внешности. Негры, арабы…

– Негров не видал – что им здесь делать. А араба я от какого другого азиата и не отличу. Иранцы у нас на рынке подвизаются, турки… Нет, если араба нарядить так, как они у себя там ходят, – то да, скажу, вот он!

– А ты такого… Мориса не знаешь?

– Да кто ж его, оторву такую, не знает!

– Способный мальчик?

– Способный. На все. Он года четыре назад такую кашу тут заварил…

– Какую?

– Взялся с хозяевами бодаться.

– С хозяевами чего?

– Известно чего – города.

– С мэром?

– Мэр тут был не хозяин. Другие…

– Я слышал, некий Мамонов Сергей Петрович…

– Э-э-э… Когда это было. Слег Мамон смертью храбрых. Давнехонько. Лет десять тому.

– Убили?

– Никто не скажет. Поговаривали, на покой вышел, в доме у себя заперся, завел мелкую торговлишку… А потом и застрелился. Из охотничьего ружья. Из двух стволов сразу. Голову напрочь снесло.

– Печально. Может, не он это?

– Стрелялся? Может. Но записали самоубийство. Во-первых, кому охота висяки держать, а во-вторых…

– Вместо него никого не прислали?

– Нет. Старшие люди терли, видно, где-то с братвой и договорились полюбовно. У братвы – деньги, у старших – сила. И порядок.

– Старшие – это милиция и госбезопасность?

– Ну да. Как везде.

– Так что Морис?

– Он бригаду молодых и злых сколотил, ну и… Появись они такие в конце восьмидесятых или хотя бы в начале девяностых, глядишь, и вышли бы в люди. А так – запрессовали их по полной. Морис исчез. Поговаривают – уехал.

– Он, по принятой терминологии, «отморозок»?

– Ну уж нет. Дерзкий мальчуган, смелый, физически крепкий… Но никого за понюх табаку не списывал. Объявился тогда, весь из себя красавчик, шороху навел, заставил говорить о себе, а как понял, что козыри здесь крести и его расклады не пляшут, – слился. То ли в Россию, то ли за границу. Если поумнел – так живой.

– Он сейчас в Бактрии.

– Во как! Дела… Думаешь, он твоего иноземца в зиндан заточил и выкупа ждет?

Я пожал плечами, закурил, бросил между прочим:

– Монеты он собирал.

– Морис?

– Пропавший.

– И – что?

– Прослышал он, у вас здесь кто-то очень редкую торгует. На аверсе бог Гермес, на реверсе – кадуцей. Жезл власти.

– Знаешь, Олег… У нас про этот медальон каждый пацан местный знает, с рождения. Вроде бы тот, кто им обладает, и клад любой сыщет без вреда, и золото к нему рекой, и в искусствах – мастер, а только… Не ищут у нас его местные. Считается, беду этот медальон приносит. Может, твой нашел?

– Может, и нашел.

Дядя Миша покачал головой:

– Тогда – держись от этого дела подальше. Какие бы блага человек ни получил спервоначалу, все отымется потом. Навовсе отымется.