Повелитель снов

– Ага.

– В Австралии ему моря показалось мало?

– У него здесь оказались дела.

– В Бактрии?

– Да.

– У нас всех предприятий было – заводик по переработке кильки и… база боевых пловцов. И оба загнулись еще в перестройку. Или чуть позже. А может, он к гадалке?

– Коллекционер. Монеты собирает. Как ваш президент.

– Президенты, Дронов, собирают не монеты, а пакеты акций. Лучше – контрольные.

Глава 37

Подумав недолго, я согласился:

– Твоя правда, генерал. Контрольный пакет всегда лучше, чем контрольный выстрел.

– Ну и шутки у тебя… Так что с австралийцем?

Говорить, что Дэниэлс еще и нигериец ко всему? Повременим. Вот только сердце мне вещует: если и был Дэниэлс в особняке Гнатюка – тот о том ни сном ни духом. Хотя… Если уж у меня насчет честного торгового коммивояжерства папы Дэниэлса возникли далеко не смутные подозрения, то генерал может знать наверняка, кто сей африканский перчик на самом деле и с чем его едят… И сейчас профессионально мутит воду в этом не самом тихом из омутов под названием Бактрия…

– Пропал, – бросил я коротко.

– Давно?

– Три дня как.

– Места у нас веселые… Три дня – как один. Я уже не говорю о ночах.

– Родственникам этого не объяснишь.

– С собою у него были деньги?

– Карманные.

– Анета – его жена?

– Дочь.

– В милицию обращалась?

– Да.

– И – что?

– Не показалось ей там.

– Заявление оставила?

– Нет.

– Почему?

– Говорю же: не показалось.

– Может, она что-то не так поняла? С ней был переводчик?

– Она уверенно говорит по-русски.

– Или ей так только кажется?

– Саша, она местная. Ну, не совсем местная… Из тех деток, что прибыли тогда со мной.

– Час от часу… Аня? Найденова?

– Теперь Дэниэлс.

– Ты даже не представляешь, Дрон, какой ты нам всем привез тогда «подарок»…

– Отчасти представляю.

– Опять – «слухами земля»?

– Ими.

– Ты когда прибыл?

– Сегодня утром.

– Быстр.

– Я способный.

– И что тебе о них рассказали?

– С двоими я даже встретился.

– С кем?

– С Маугли. Который Гоша. Он же Герман.

– Этот – безобидный.

– Считаешь?

– Носится с пугачом под полой, с головой в вечной разлуке, но собаки его любят. И – кошки. А женщины – нет.

– А Эжена?

– Его никто не любит. И он никого. Да его и невозможно любить. Только – восхищаться и преклоняться. Вечером у него концерт в клубе «Три карты». – Генерал вынул из внутреннего кармана картонный прямоугольник с тиснением и голограммой, передал мне. – Пригласительный. На два лица. Будет время – зайди.

– Восхищаться и преклоняться я перестал лет двадцать назад…

– Не лукавь. Все мы… Кстати, а как Аня? Она была девочкой редкой красоты.

– С тех пор не изменилась. Только подросла.

– Да… Бывает же такое. Как она тебя нашла?

– Я же журналист. Через редакцию.

– Ты везучий. Почему она меня не нашла, а?

– Тайна девичьей души.

– А где теперь Даша Белова?

– Москва – очень большой город. Ничего о ней четырнадцать лет так и не слышал. Да и… Говорю же – болтало меня.

– Без руля и ветрил?

– Бог знает.

– Тут еще был другой Маугли, кроме Гоши… Ураган. Пересказать, какой он, невозможно, только…

– Ты о Морисе?

– Ну да. Его вниманием не обошли наши сплетники?

– Так. В общих чертах.

– Знаешь, что он сделал, когда объявился в Бактрии? Тринадцатилетним пацанчиком?

– Соблазнил заведующую колхозным рынком?

– Забрался на башню собора в старом городе, по стене! И – перевел часы.

– Зачем?

– Заявил, что они отсчитывают чужое время. Что они отстали. На целый век. И не желал спускаться, пока не подведет правильно.

– Доля истины в этом есть.

– И ты туда же?

– Извини.

– Ты бы видел этого Мориса…

– Я видел.

– Где?

– Здесь.

– Когда?

– Утром.

– Морис – в Бактрии?

– Да.

– Почему я не знаю?

– Это ты у меня спрашиваешь, генерал?

– И как он тебе?

– Красив. Я его принял за мачо.

– Все принимают. А понять, что ошиблись, не успевают… Ты с ним разговаривал?

– Перекинулся парой слов.

– Накатный мальчик.

– Это я уразумел.

– Встреча была прохладной?

– Более чем. Cool.

– А в деталях?

– Старый я стал. Он, не подумав, сказал резко; я, не подумав, резко ударил.

– И – что?

– И все. Тут случился с оказией его друг Гоша; он подобрал юношу в машину и – увез. На том и расстались.

Гнатюк покачал головой:

– Силен. Мориса на моей памяти никто с ног не сбивал. Диковатым мальчишкой рос. А физические данные – исключительные. Бабы по нем с ума сходили. Отдыхающие – те прямо в штабеля… А знаешь, приятно было наблюдать. Идет он, бывало, вдоль пляжа, а красотки, что считали себя неотразимее зари, вперивают в него взоры, и челюсти у них так и отваливаются… И у меня тогда мстительная такая мыслишка объявлялась: не одним вам над нами куражиться… Потому как Морис если и обращал на них внимание, то не больше, чем иная красотка на потеющего счетовода!

А реакция, скорость! Я его к нам подтягивал, в школу рукопашки пристроил, он даже пару турниров международных выиграл. Думал, толк из парня будет…

– Не вышло?

– Неуправляемый он. Вернее… – Гнатюк задумался. – Улыбаться не умеет. Совсем. Высокомерный. Оно у них у всех есть, у деток этих, что ты привез тогда… Точно. И высокомерие это не похоже ни на чиновное чванство, ни на… Ни на что не похоже. Словно каждый из них знает о тебе такое, что ты сам желал бы забыть. И не вспоминать никогда.