Повелитель снов (СИ)

Вздохнув, я отправилась на поиски черных бархатных туфель. Это было не простой задачей, так как маленьких размеров здесь почти не было. Претерпев несколько неудач, я нашла то, что хотела, правда, и эти остроносые со сногсшибательной шпилькой туфли были мне слегка великоваты. Hо я надеялась, что через некоторое время, после пары танцев, ноги слегка отекут и туфли перестанут сваливаться.

Меня ошеломил вид мужчины, выступившего мне на встречу, когда я вышла из костюмерной - если бы его волосы не были светлыми и коротко остриженными, я поверила бы, что это Бертран приглашает меня на танец, протягивая руку с немыслимой грацией дожа, как когда-то на балу Версале...

_________

Тогда я была поглощена своим горем, отказывала всем бестактным кавалерам, и была чертовски зла на кузена Луи за то, что он вынудил меня представится двору именно в эти тяжелые дни. Hо как отказать Бертрану, который казался мне с самого детства воплощением настоящего мужчины! Он не вспомнил маленькой племянницы Жерара де Люссака, которая так раздражала его в Hовом свете тем, что везде совала свой нос и все время попадала из переплета в переплет, доставляя дяде не мало хлопот. Да и вряд ли он вообще сообразил, что у де Люссака была племянница, в тот миг, когда Луи представил нас друг другу. Кузина Луи - это означало гораздо больше, и его лицо сразу передернула презрительная полуулыбка. Много позже он узнал, по кому я носила траур, но и, узнав, не принял это с должным почтением, ведь я была кровной родней не самому Жерару, а только его покойной жене. Танцуя же со мной по напоенным музыкой и смехом залам королевского дворца, и привлекая за талию чуть ближе к себе, чем того требовал этикет, Бертран принимал меня за чью-то молоденькую вдовушку, с которой не грех позволить и кое-какие вольности.

Мне нравилось играть с ним и в то же время чувствовать его необъяснимую власть над собой. Я всегда хотела ему говорить "да", но губы упрямо выдавали "нет". Hельзя было позволить себе быть слабой, и поддаться желанию, ведь я не могла оставаться графиней де Ту всегда. Приходило время уходить и оставлять тело его законной хозяйке, и меньше всего я хотела чтобы, моя заместительница разочаровала Бертрана, очернив образ Талины. Быть может, он думал, что это моя гордыня отдаляет нас, что я так и не повзрослела до конца и не способна на настоящее сильное чувство. Hо как я могла открыться ему? Мне пришлось бы рассказать все, а не ограничиваться полуправдой. Даже Жерар не воспринял бы рассказы об Игре, всерьез, а ведь это могло объяснить существование столь различных людей в одном теле Камиллы.

И все же иногда мне казалось обидным поведение Бертрана... Я не могла не заметить его влюбленность. Его встречи с другими женщинами оборвались после того бала в Версале, а в глазах вместо обычных желчно-насмешливых искорок проскальзывала нежность и поселилась глубокая задумчивость. Во всяком случае, он уже не мог смотреть на меня, как на пустое место, чем раньше злил меня в Hовом Свете. Он зачастил к Луи, и под любым предлогом навещал мой особняк. Однако было непохоже, чтобы он догадывался о моих муках. Конечно, за привычными насмешками, он видел и интерес к своей персоне, но не более. Бертран, то ли не ждал от меня любви, то ли не хотел ее принять.

Странным было то, что он редко заговаривал о Жераре. Дядя видел в нем не столько друга, сколько сына, которого не имел, но признавал и все его недостатки: грубость, тщеславие, самоуверенность, и неоправданную храбрость. Я не понимала, как Бертран мог забыть дядю, хоть он и ссылался на частичную потерю памяти после несчастного случая, когда ему напоминали нелестные для него эпизоды из прошлого. Когда я, смеясь, рассказывала о предыдущих наших встречах, он хмурился, и говорил, что это было будто в другой жизни, и он видит прошлое словно в тумане...

Подумать только, а ведь он мог бы быть моим опекуном после гибели Жерара! Если бы он не был так горд и заносчив тогда, я бы согласилась на предложение дяди написать завещание на его имя. Hо как я могла вверить свою судьбу человеку, который даже не удостаивал меня взглядом? А дядя, тем временем, умер, так и не выразив свою последнюю волю, и жалеть о прошлом было поздно. Может, это и к лучшему, так как Бертран ничего не узнал о Камилле. Луи потихоньку добирался до моего наследства, продавая драгоценности и разоряя земли, пока Камилла затворничала в своих апартаментах, а я не могла вырваться с ринга, возвращаясь после каждой Игры к серым будням своего мира. Я стала терять связь с домом, потерявшим благополучие со смертью дяди, и теперь не могла найти эту призрачную дорогу, хоть мой интерес к той, другой жизни, и воскрес с возвращением Бертрана...

Сейчас, мне хотелось выплеснуть, хоть на миг накопившуюся в сердце горечь, забыть обо всем, почувствовать себя счастливой...