Затем чародей несколькими словами защитил эту пыль от воздействия дождя и ветра. Предупреждающая надпись будет тут до тех пор, пока ее не сотрут с помощью иного заклинания.
После этого он вернул беспокойных призраков в башню и посоветовал им вести себя потише днем и погромче ночью — вплоть до того, что устраивать вечеринки для избранных. Это должно было усилить и без того устрашающую репутацию Башни Когтя… а заодно увеличить ее привлекательность в качестве объекта для покорения.
— В последнее время ты опять стал похож на этого Рэйдена, — заметила Крайенн, — пророчествами какими-то занимаешься, играешь с судьбой и направляешь всех в нужную сторону. Назвался бы уже Повелителем Четрании — с тобой даже Адрагерон спорить не станет.
— И зачем одному маленькому миру такое большое счастье? — поинтересовался Инеррен. — Не говоря уж о том, зачем это мне. Найдутся занятия и повеселее.
— Например, уничтожение очередного колдуна.
— Хотя бы. Я только теперь понял всю прелесть Турнира Пяти Колец Арканы: единственное, что никогда не может надоесть, — это соревнование. Постоянное напряжение: а ну как найдется кто-то лучше меня? Это требует стальных нервов, зато какое удовлетворение получаешь от победы!
— Драконы называют это садизмом.
— Как-как?
— Садизм — наслаждение, получаемое от созерцания страданий других, в особенности, когда эти страдания причинены им твоими руками.
— Набрались же вы словечек, — покачал головой чародей. — Девятнадцать веков назад драконы были не глупее, но куда проще и симпатичнее. И высокомерия у них было не так много, как у тебя.
— Знаешь, — отпарировала драконица, — когда я только познакомилась с тобой, ты был наивен, юн и стремился к вершине. И гордыни в тебе почти не было, лишь желание достичь цели. А теперь — у тебя даже цели нет, не говоря уж о стремлении.
— Ты права. Вот я и ищу эту цель.
— И так будешь искать и дальше?
— Если придется.
— Но что, если ты умрешь, так и не узнав ее?
— Тогда, — усмехнулся Инеррен, — я буду знать, что смыслом моей жизни были поиски цели.
Крайенн впервые за всю свою жизнь не нашла подходящего ответа.
— Думаю, сейчас стоит посетить Страну Эльфов, — предложил чародей. — Ты как?
— Все еще ищешь цель?
— Ну, на востоке я уже натворил дел, на западе вроде как тоже. Остался север — на юге делать абсолютно нечего.
— С этим можно и не согласиться.
— Тебе что-то известно? — с интересом спросил Инеррен. — Ну-ка, выкладывай!
Драконица чуть высунула гибкий раздвоенный язык.
— Давай-давай, я же тебя знаю, — улыбнулся чародей, — берешь на измор. Пусть так, что тебе нужно?
— Сокровищница Южного Оракула.
— Гм. Я и не знал, что там есть сокровищница.
— Полетели, и посмотришь. — Крайенн расправила крылья, нетерпеливо ожидая, пока Инеррен взберется к ней на спину.
Южный Оракул находился, разумеется, на юге. На крайнем юге — на скале, одиноко стоящей на окончании мыса, драконьим когтем выдававшегося в воды Океана Смерти.
Кто построил его? Было ли это сооружение делом рук человека? На этот вопрос нельзя было ответить положительно — первое упоминание о Южном Оракуле встречалось в эльфийских хрониках, относящихся к Веку Распада, то есть к первой трети Первой Эпохи — тогда еще не то что Древних, но и гномов не существовало.
Вероятно, Южный Оракул был сотворен таинственной расой Фероинаров. Он принимал посетителей; правда, не многие вернулись из южных краев с рассказом об этом сооружении, однако все сходились в одном: главная его сила проявляется по ночам, в лучах луны. А ведь само слово «Фероинар» — это искаженное древнее название «Дух Лунного Сияния».