Повелитель теней

— Я думал позабавить вас представлением, дорогая, — сказал он извиняющимся тоном и добавил: — Если хотите, мы можем тотчас его отослать. Я дам ему немного денег и велю отправляться на все четыре стороны. Коль скоро он вас раздражает…

Но София возразила неожиданно горячо:

— Нет, нет, так не годится! Раз человека пригласили в дом, нельзя так просто взять его и прогнать… У бедняги тоже есть самолюбие, как у всякого артиста.

Пусть уж остается.

— Тогда отошлем его сразу по окончании представления.

На этот раз София ничего не ответила. Они шли по дорожке, пересекавшей красивый газон в английской части парка. С наступлением сумерек поднялся туман, который делался все гуще, клочьями повисая на сучьях деревьев, белой пеленой накрыл газон и окутал Софию: молодая женщина начала зябнуть и плотнее запахнула свою кашемировую шаль. Барон обнял жену за плечи, как бы желая защитить от вечерней прохлады, но это усилило его хромоту, и София в первый раз с неприятной отчетливостью осознала, что супруг ее — калека. На главной аллее парка ожидал слуга, сообщивший, что Кюнель готов начать представление.

В отведенной для импровизированного спектакля комнате актер приветствовал своих покровителей глубоким поклоном и подвел к поставленным для них креслам.

На столе горело множество свечей, свет которых, с помощью расположенного позади отражателя, собирался в мощный пучок. Поперек комнаты, перед источником света, было натянуто полотно, делившее на две части завешенную ковром стену.

Усадив барона и его супругу спиной к полотну и свечам, Антон Кюнель еще раз поклонился — сначала Софии, затем имперскому судье. «Вот моя сцена», — пояснил он, указывая на освещенную часть стены, после чего нырнул под натянутую ткань — и представление началось.

— Сотворение мира! — провозгласил артист. Нечто чудовищное и лишенное формы вознеслось через край тени к свету, точно дымная оболочка, скрывающая какую-то фигуру, некоторое время оно двигалось в освещенном пространстве, потом остановилось и начало вращаться вокруг своей оси. Затем над сценой простерлась гигантская рука и сделала повелительный жест.

Тотчас земля под ногами фигуры ожила: казалось, отдельные комья сбиваются вместе, растут, громоздятся выше и выше и, раскрываясь, выпускают из своих недр всевозможных животных. Все больше живых творений являла свету плодородная тень, пока внезапно фигура не исчезла, и сцена вновь была пуста.

— Что ж, весьма изрядно! — похвалил барон и взглянул на лицо своей молодой супруги, желая узнать, какое впечатление произвело на нее искусство бродячего актера. Но София казалась совершенно безучастной и смотрела прямо перед собой.

Между тем Антон Кюнель объявил следующую картину: «Адам и Ева». Это была история сотворения первого человека, жизни в раю, грехопадения и изгнания, представленная с помощью двух искусных рук, причем декорациями служили только силуэты нескольких деревьев и животных, наспех вырезанные Кюнелем из бумаги.

Теневые образы были предельно просты и в то же время отражали самую суть; казалось, руки молодого человека действительно способны творить чудеса, и чем дольше барон смотрел на их игру, тем больше дивился умению актера. Однако София, в противоположность супругу, который не мог сдержать восхищенной похвалы, сидела, сохраняя безучастную неподвижность, и продолжала смотреть на стену, словно в ожидании следующей картины.

Антон Кюнель представил еще потоп и Ноев ковчег, сцены из жизни Иакова и его братьев, потом Даниила во львином рву и, наконец, перешел к изображению собственно истории. Зрители увидели борьбу между Ромулом и Ремом, Нуму Помпилия и нимфу Эгерию, убийство Цезаря Брутом; из греческой мифологии явилось прощание Гектора с Андромахой, затем Персей, спасающий Андромеду, а также странствия в поисках золотого руна и умерщвление детей Медеи.

Представление шло без перерыва уже добрых два часа, когда Кюнель объявил, что теперь покажет трагическую историю Геро и Леандра. И вот на сцене появились тени двух влюбленных. Выйдя на берег из моря, Леандр направился к девушке, а Геро, оставив свою башню, заторопилась ему навстречу. Они слились в поцелуе, их тела прильнули друг к другу и словно растворились одно в другом. Казалось, эти тени наделены реальной жизнью, движимые могучими страстями и увлекаемые неодолимым вихрем. Так, с помощью самых нехитрых средств, перед зрителем предстала картина, удивительная по силе, как будто сама жизнь, во всей своей мощи, направляла маленькие черные фигурки.

— Да это просто превосходно! — воскликнул барон. — Поразительно, как ему такое удается!

Внезапно София поднялась и, не сказав ни слова, вышла.

Барон еще какое-то время сидел на месте, застыв от удивления, после чего повернулся к Кюнелю. Тот как раз появился из-за своей импровизированной сцены и стоял у стола со свечами, устремив взгляд на дверь, за которой исчезла женщина.