Повелитель тлена (СИ)

— И что, никак нельзя избавиться от этих сил? — спросила я тогда у Хэймо. — Раз из-за них столько проблем и бед.

— Не всё так просто, милая, — грустно усмехнулся маг. — Ритуал отречения сложен и небезопасен. Велики шансы после него умереть. Я вот когда-то по глупости решился, — мужчина задумчиво пожевал чубук своей старенькой трубки. — А в итоге чуть не погиб и стал никем. Из могущественного высшего — в того, чьих сил едва хватает на создание простейших иллюзий. А вот зависимость никуда не делась… Многие считают так: зачем рисковать собой, когда можно выманивать пришлых? Да и не хотят маги терять способности, когда можно просто приобрести себе пару-тройку рабов или использовать для подпитки создаваемые с вашей помощью артефакты.

Хэймо объяснил мне, что у пришлых этот самый эмоциональный резерв — самовосстанавливающийся. Главное — не опустошать до конца. Иначе тоже в хрустальный гроб в белых тапочках. Или, что более вероятно, в обычный крематорий. Такие, как я, хрустальных гробов недостойны.

Хэймо и остальные отмалчиваются, но я знаю, что именно это произошло со мной в ночь, когда меня выбросили за ненадобностью. Меня почти опустошили. Сложно объяснить, откуда взялась такая уверенность. Просто я чувствовала, что была на волосок от гибели. И до сих пор не могу понять, почему так отчаянно цеплялась тогда за жизнь…

Не все маги могут позволить себе заказать у траппера иномирянина, даже одного. Потому как дорого. Высшим, рангом пониже, приходится довольствоваться артефактами, производимыми на бесчисленных фабриках Верилии. Это одна из причин, по которой я до сих пор живу с артистами. Уж лучше служанкой у них, чем автоматом по производству эмоций, которые из меня будут выкачивать каждый божий день, чтобы потом при помощи чар поместить во всякие симпатичные безделушки. Вроде карманных часов или медальона. Во что-то, что маг может всегда иметь под рукой и в любой момент, когда ему будет угодно, освежиться чужими чувствами.

Всё тот же Хэймо утверждает, и я ему верю — по крайней мере, проверять, так ли это на самом деле, точно не хочется, — что работа на фабрике каторжная. Долго пришлые там не живут, быстро сгорают.

— Хорошо, что Эва всё-таки уговорила Тауруша оставить тебя. — В тот вечер откровений маг был особенно оживлён и доволен жизнью. Напитавшись моими чувствами, очень походил на объевшегося рыжего кота. Рыжего, потому что имел густую, цвета ржавчины шевелюру, едва тронутую сединой, и такие же густые, смешно топорщащиеся усы. Развалившись у костра и дымя трубкой, неспешно делился своими соображениями относительно моей судьбы. — Если бы не наша малышка, тебя бы сдали в полицию. А оттуда — на «проштамповку». Скорее всего, ты бы очутилась на одной из фабрик или же была бы продана с молотка какому-нибудь плешивому магу. На такие аукционы обычно отправляют второсортный товар и рабов, от которых отказался хозяин. Уважаемые констебли точно не стали бы заморачиваться поисками высшего, что выбросил тебя на улицу. Ты, Ива — умница, красавица и достойна лучшего. Богатого господина, за которым будешь как за каменной стеной. Когда-нибудь, уверен, тебе повезёт, и ты встретишь такого.

Да уж, просто сказочная перспектива — стать чьей-то рабой.

Помню, после того разговора меня всю ночь тошнило. Зато мысль о побеге больше не появлялась, и началось что-то вроде этапа смирения.

Я поняла, что навсегда привязана к этому миру, зависима от этих людей и должна или принять новую жизнь такой, какая она есть и радоваться тому, что всё не оказалось ещё хуже.

Или уйти из неё добровольно.

ГЛАВА 4

Стирка растянулась на два часа. Приходилось останавливаться, чтобы хоть как-то согреть руки. Да и Истер нельзя было назвать чистюлей, поэтому с некоторыми её вещами пришлось повозиться. Долго колотила о камни блузку, с кружевного жабо которой никак не сходили винные пятна. Этот способ я подглядела у мадам Леттис. Видела, как она то же самое проделывала с одеждой мужа, вроде бы это помогало избавиться от грязи. В моём случае, увы, не помогло, пятна так и не исчезли.

Кое-как отжав уже посиневшими пальцами злосчастную блузку, положила её в корзину к остальным мокрым вещам. С трудом подняла плетёнку и, пошатываясь под тяжестью груза, стала подниматься по пологому склону.

На этот раз наш маленький театр разместился за чертой города. По словам мистера Тауруша, здешние власти не жаловали бродячих артистов и не разрешали им разбивать шатры в парках. Особенно таким голодранцам, как мы. Которых и труппой-то полноценной назвать можно с большой натяжкой. Всего три актрисы, не считая юного дарования, Эвы, да один актёр. Плюс никогда не унывающие братья-баламуты Гиб и Гленн.