Кроме десяти тысяч, в которых уверен, к концу недели я располагаю примерно сорока тысячами воинов, принесшими мне присягу. Это и бывшие вражеские воины, и подошедшие наши, и даже с той стороны границы подтянулись неизвестно чьи племена. По уже сложившемуся правилу, в каждую присягнувшую группу назначаю командира из преданного мне корпуса, иногда нескольких – на ключевые руководящие посты, от сотника и выше. Бывший вождь остается в своей группе кем-то вроде комиссара, но мое нововведение в корне отличается от института комиссаров гражданской войны. На нем теперь снабжение и регулирование гражданских дел внутри рода. В военные вопросы – ни-ни. Не рядовой, конечно, но с правом только совещательного голоса. Остался мой дядя Генерал без своих трех тысяч воинов. Кроме сиюминутной выгоды с дисциплиной преследую следующую цель – по окончании военных действий роды расползутся по степи, все забудут и начнут своевольничать. При наличии внедренного мною руководства никуда им от обязательств не деться, а убьют кого – приду и накажу, ибо – бунт!
Фактически я раздаю все роды в аренду, в пользование, в собственность доверенным лицам, образуя новую касту – служилое дворянство. А действую так, чтобы было понятно, все они мои: и бывшие хозяева родов, и офицеры, и народ, и воинская добыча – вся моя, я ею сам распоряжаюсь, награждая достойных. И попробуй теперь один из моих офицеров напасть на другого, на его род, на мою собственность. Всей массой навалюсь, ибо – царь! Хорош разбойничать, работать надо, табуны пасти. Меняем феодальную раздробленность на просвещенный абсолютизм. Надеюсь, в этот раз не шило на мыло. И уж совсем робко надеюсь, что абсолютизм получится просвещенным, я все-таки кандидат технических наук.
Никто не протестует, хоть с маслом их ешь, сами намазываются. Восток дело тонкое. Любую мягкость и доброту воспринимает как слабость, и сразу – нож в спину. А сожмешь в кулак, чтобы только писк раздавался – видишь понимание в глазах. Тем более что после этой последней битвы мой авторитет в их глазах, то есть кулак у носа, – о-го-го!
Нет критики, приходится все изобретать самому. Наверняка чего-то недодумал. Кому такой подход не по нраву – вон из моей степи. Сейчас еще недельку передохнем и проведем победоносный рейд по всему возвращенному мне свободному Востоку, а далее двинемся в бывшие срединные ханства принуждать племена к миру, рассылая во все стороны гонцов и разведчиков с лозунгом: присягай или проиграешь! Цель – выгнать всю недовольную шушеру в западное ханство, пусть потом мой коллега с ними мучается. Объединю Восток и Центр, буду ханом грязных дикарей, а он, на Западе, ханом культурных.
Не вижу я у присягнувших мне вассалов возможности продолжать грабить и убивать, слишком большие силы я себе под руку собрал, не устоять разбойникам против государства. Эксцессы, конечно, будут, но это и хорошо, мы их показательно устраним. А у моих офицеров появятся в подчинении верные войска, дай только срок. Сами научатся устранять эксцессы. И только попробуй напасть на одинокую юрту в степи, пустыне, предгорьях, угнать последнего коня у бедняка или изнасиловать его дочь. И пограничную стражу введем. Казна и армия в одних руках. Пока нам важна добыча, а начнем перевооружение, народ подкормится в мирные времена, введем налог на содержание постоянной армии. Как-то так, посмотрим.
…Наконец война закончена, страна потихоньку приходит в себя после летних потрясений. Вот и осень. Вторая моя осень в этом мире. Может, хоть теперь, осенью и зимой, удастся спокойно поразмыслить о происшедшем со мною? Сейчас нахожусь в центральном ханстве, отработаем пиры, подправим структуру управления, и – можно возвращаться к себе на Восток. Уже говорю – к себе. Привык.
Может, так и лучше: постепенно привыкать, пропускать через себя все происходящее, а то иногда ловлю себя на мысли, что действую – как в кино. Как хороший актер в самый ответственный момент должен поднять в красивом жесте руку и произнести героическую речь, так и я поднимаю, и произношу, и вижу себя со стороны, и мне даже интересно, что будет дальше с героем. А не пора ли герою – со съемочной площадки – домой? Или хотя бы на зимнюю стоянку, где не надо каждый миг ощущать на себе сотню взглядов, а можно надеть свои старенький удобный халат и растоптанные сапоги и сидеть у себя в юрте, думая о произошедшем со мной. И даже охрана не видна, а только тихонько сопит за ширмой. А я – это я, сам с собой.
Зачем Бортэ постоянно напяливает на меня шикарные шмотки? Какой в этом смысл, если все знают, что страна принадлежит мне и они сами принадлежат мне. К чему эти хвастовство и кичливость богатством, у нас еще много проблем, и глупо стоять в сапогах ценой в три коня над униженно склоненной спиной бедняка, лежащего перед тобою на ковре. Что я ему этим доказываю? Недостижимость для него власти и богатства? У него и так жизнь нелегкая, а здесь еще я со своими сапогами и халатом. Вот если бы иностранные послы… Так нет же послов!