Гарн толкнул своего хозяина и указал в сторону ног. Шилхара наклонился взглянуть под стол и чуть не поперхнулся. Под столом развалился Каель, и от него несло хуже, чем от наполовину сгнившей собаки, которая напала на Нейт по приказу Скверны. Шилхара толкнул Каеля мыском сапога, и ищейка недовольно зарычала.
— Пошёл вон, Каель. Марш отсюда.
На второй раз толчок был сильнее. Каель сладко потянулся, прежде чем покинул облюбованное местечко, и выскользнул через открытую дверь во внутренний двор.
Шилхара проследил взглядом за своим псом, прежде чем перевёл внимание на Мартису.
— Гарн сказал мне, что моя ищейка подтвердила историю Камбрии. Ты одарённая.
Она побледнела и опустила глаза, чтобы скрыть эмоции.
— Да. Гарн нас познакомил.
Её необыкновенный голос звучал уныло, скрывая богатство чувств, как и её потупленный взгляд. Его это не одурачило. Она разозлилась, что он использовал Каеля.
— Каель — ценный член моей семьи, Мартиса. Я доверяю его мнению больше, чем кому-либо другому. Независимо от желаний конклава и щедрости Камбрии, который отправил мне в ученицы собственную воспитанницу, если бы Каель не признал тебя, ты бы здесь не осталась.
Она встретила его взгляд, глаза цвета меди были непоколебимы и решительны.
— Епископ заплатил за четыре месяца моего содержания.
Гнев испепелил последние остатки сна.
«Она посмела бросить мне вызов!»
Он оскалил на неё зубы и едва успокоился, когда она съёжилась. Тем не менее, не желая опустить взгляд.
— Да, заплатил, — признал Шилхара. — И когда я отошлю обратно его наглую воспитанницу, то приложу записку, в которой будет сказано, что непомерная стоимость каши и местных апельсинов заставила меня возместить расходы, придержав при себе всё его серебро.
Напряжение на кухне стало настолько густым, что его можно было резать ножом. Гнев Шилхары рос, пока Мартиса не выдохнула, принимая поражение. Её голос звучал монотонно, а взгляд был пустым и спокойным, когда она сосредоточилась на точке над его левым плечом.
— Я повела себя дерзко. Прошу прощения, господин.
— Что-то я сомневаюсь в искренности твоих извинений. — Она удивлённо уставилась на него. — Но кажется, мы начинаем понимать друг друга.
Он понаблюдал, как она стала играть с ложкой, прочерчивая узоры в застывшей каше.
— У тебя паутина в волосах застряла.
Она похлопала себя по волосам и скривилась, когда пальцы тронули остатки паутины, свисающей с заколок.
— Забудь об этом, Мартиса. Прихорашиваться не обязательно. Твоя внешность здесь никому не интересна.
Тень боли или смущения исказила её черты, прежде чем она потупила взгляд. Он ранил её, хоть и непреднамеренно. Просто в Нейте никто не соблюдал формальностей. Он и Гарн одевались не лучше, чем слуга самого низкого ранга в богатом доме. Он даже не удосужился побриться или обуться, прежде чем спустился на завтрак этим утром. Его замечание о паутине в её волосах было пустой болтовнёй. Она восприняла его слова как оскорбление. Шилхара решил не объясняться.
— Гарн. Тебе придётся какое-то время обходиться без неё. Я задолжал моей новой ученице занятия. Любопытно, чему Конклав её научил.
Великан сердито взглянул на своего господина и резко вскочил со скамьи. Шилхара оказался не достаточно проворен и остался без чайника на столе и чашки в руках. Слуга подошёл к раковине и с грохотом уронил в неё отнятую посуду.
Возможно, Шилхара дал бы ему нагоняй, если бы напротив не сидела Мартиса. Она выпрямилась до негнущейся спины. И без того бледные черты лица стали пепельно-белыми, с таким вниманием она ждала его дальнейших указаний.
— Пусть Гарн отведёт тебя в большой зал. Я буду ждать тебя там. Ты обучена Конклавом, но бессильна. Посмотрим, что пробудит твою магию.
Чувство вины червём проело ему сердце. Он не врал. Если она не убежит с криками обратно в Ашер, как он надеялся, то он всерьёз намеревался пробудить её дар и заставить его проявиться. Ей просто могут не понравиться его методы.
Он оставил её с Гарном на освещённой солнцем кухне и вернулся в свою комнату, чтобы одеться. Часть его желала задержаться на кухне, погреться в утреннем тепле и насладиться запахом поднимающегося теста, которое Гарн замешивал для ежедневной выпечки. Кухня была своего рода святилищем, так же, как когда-то — его спальня. С пробуждением Скверны его покои всё меньше оставались убежищем, и всё больше становились полем брани между ним и падшим богом. Ему нужен сон, настоящий сон; а не короткие передышки, в которых он наполовину бодрствовал, приготовившись к неизбежному вторжению бога.
Прикосновение Скверны было пленительным и опьяняющим, он заманивал его обещаниями неизмеримой власти, уважения, мести, даже когда заставлял истекать кровью и биться в конвульсиях. Он больше не ублюдок портовой шлюхи, а правитель империй, бессмертный маг. С обещаниями шли требования. Полное подчинение чужой воле, абсолютное преклонение перед гнусным блудодеем. Насколько сильно его оскорбляло второе, чтобы противостоять искушению первого?
Шилхара закрыл дверь и подошёл к открытому окну. Вдалеке пульсировала звезда.