Повелитель Вселенной

Оэлун молча слушала, как молодая ханша говорила о возможных действиях хана. Бортэ, возможно, полагала, что Оэлун выскажется в этой связи, но у Оэлун были другие соображения.

60

Гурбесу молча молилась, поглядывая на мужа. Инанча по-прежнему сидел на троне. Он не произносил ни слова с той минуты, когда его генералы и советники вышли из шатра. Впалые щеки казались темными дырами, узловатая рука сжимала кубок. Даян теперь много пил, нуждаясь в вине или кумысе для облегчения боли.

Душа покинула его год назад. Гурбесу ожидала, что он воспрянет, когда пришло известие о победе монголов над мэркитами, но он безразлично воспринял новость. Чингисхан победил мэркитского вождя Токтоха Беки и захватил у него много шатров и стад, заставив Токтоха бежать к озеру Байкал. Некоторые утверждали, что Тогорил забрал большую часть добычи себе, другие говорили, что ее дал ему монгольский хан, что было одно и то же. Старый кэрэит разбогател и с монгольской помощью рвался обратно к ханскому престолу.

Инанча был уверен, что Чингисхан пойдет теперь походом на Эркэ Хару, и предупредил союзника, чтобы тот нанес удар первым. Но Эркэ Хара ничего не сделал, да к тому же еще и скончался, чего в свое время боялась Гурбесу. Тогорил еще раз сел на кэрэитский трон, проклятые монголы были сильны, как никогда.

Бог покинул их с даяном. Она надеялась, что рождение ее первого ребенка может помочь даяну воспрянуть духом, но Инанча ожил всего на несколько дней, а потом впал в мрачное настроение. Теперь похоронили ее сына, умершего от лихорадки, косившей стан этой зимой.

Гурбесу едва слышно прошептала еще одну молитву. Все ночи она лежала рядом с даяном, урывками забываясь сном, боясь, что в любой миг придется звать священников и шаманов. Каждое утро она молилась, чтобы был ей дарован еще один день с ним до того, как копье с черными войлочными лентами будет воткнуто перед их шатром.

— Дорогой мой, — сказала она наконец, — поздно уже, тебе надо отдохнуть.

Она помогла ему встать, он оперся на нее, и она повела его к постели. Служанки исчезли за занавесями, отделявшими их часть шатра. Гурбесу ухаживала за Инанчой сама, не желая, чтобы другие видели его слабеющее тело. Она помогла ему раздеться, но оставила на нем длинную сорочку и валяные носки: его часто трясло, несмотря на то что в шатре было тепло. Его кривые ноги, некогда мускулистые, были тощими, с узловатыми коленками. Она быстро укрыла его одеялами.

— Вина, — сказал он.

Она принесла ему кубок, поддержала голову, пока он пил, потом разделась сама. Полутьма в шатре навела ее на мысль о могиле, тусклый свет очага говорил об умирающем огне. Она вползла под одеяла, стараясь не беспокоить его.

Заключить мир с монгольским ханом — это она хотела сказать приближенным даяна. Он был слишком горд, чтобы обсуждать это, он не мог осознать, что умирает и что ему нужно обдумать, как быть другим после его смерти.

Она знала, что ей придется сказать мужу теперь, и все же боролась с собой. Ему будет ненавистно напоминание о приближающейся смерти.

— Инанча, — прошептала она. — Пожалуйста, выслушай и ничего не говори, пока я не закончу. — Она прижалась к нему и приблизила губы к его уху. — Мы уже семь лет живем вместе, и Господь даст нам еще семь лет, но ты должен теперь подумать о своем народе. Баяруг и Бай Буха не могут править вместо тебя. — Они были шакалами, кружащими вокруг нее с жадными глазами. Когда бы ни приходили эти двое в отцовский шатер, она знала об их разочаровании тем, что они не видят копья перед входом. — Они будут сражаться друг с другом, а не с твоими врагами.

Он молчал. Возможно, он наконец захотел ее выслушать.

— Ты можешь кое-что сделать, — продолжала она, не повышая голоса. — Попроси найманов согласиться, чтобы Гучлуг стал твоим наследником, и отвергни притязания твоих сыновей. У твоего внука советниками будут Та-та-тунг и я, пока он не подрастет, чтобы править самому.

Она ждала. Бай Буха и Баяруг обречены на смерть, если даяном провозгласят Гучлуга. Если их оставить в живых, останется и постоянная угроза. Инанча никогда не отдал бы приказа сам, но она это сделала бы вместо него. Некоторые генералы говорили, что они скорее бы пошли сражаться во главе с Гурбесу, чем с Бай Бухой. Шепнуть им, и сыновьям даяна конец, и даже Инанча, как бы он ни был поглощен своей болезнью, сможет понять, что это к лучшему.

— Инанча, — спросила она, — что ты скажешь?

Раздался храп. Она поняла, что он спит. Ей придется поговорить с ним снова, когда он проснется и облегчит боль кумысом. Она обняла его, как бы желая передать собственные жизненные силы его больному телу, и молилась еще об одном дне.

61

Тэмуджин сказал:

— Пришла наша пора.