Повелитель Вселенной

— Замолчи, жена. — Тэмуджин наклонился к Гурэну. — Хатун иногда слишком горячится. Выйди-ка и подожди с моими людьми. Мне надо это обдумать.

Гурэн встал и поклонился.

— Я благодарен тебе за то, что ты вообще слушаешь просьбу хана. — Он еще раз низко поклонился. — Что бы ты ни решил, Тогорил Ван-хан нуждается во мне. Я должен уехать завтра на рассвете.

— Ты получишь ответ до отъезда.

Багатур откланялся. Бортэ придвинулась к мужу.

— О чем тут думать? — спросила она. — Тогорил не заслуживает никакой помощи. Отошли этого кэрэита с отрезанными косами и скажи: ему еще повезло, что голова осталась на плечах.

— Ну и жестокая ты, Бортэ. — Он улыбнулся. — Разве ты забыла, что Тогорил помог мне освободить тебя?

— Теперь это не в счет. Я молчала, потому что была уверена — ты сообразишь, как быть.

— Я выжидал.

— Теперь ты можешь смотреть на муки Тогорила и пальцем не шевелить. Что ты собираешься делать?

Он сказал:

— Я собираюсь помочь Ван-хану.

— Не верю! Как можешь ты…

— Помолчи, Бортэ. Не испытывай моего терпения, а то люди увидят, как мужчина заставляет упрямую женщину подчиняться ему.

— Ты убил вождей джуркинов за меньшее, — проворчала она.

— Они мне были больше не нужны. А Тогорил все еще нужен. — Он сжал ей руку до боли. — Стоит ли давать найманам разорять земли кэрэитов? Можно было бы рискнуть нашей безопасностью ради радости мщения, но я этого не сделаю. — Он говорил так тихо, что она едва слышала его, но его шепот пугал ее больше, чем крик. — Джамуха обвинил меня в том, что я искал мира с найманами. Меня не удивило бы, если бы он задумал это сам, чтобы получить в награду кэрэитские земли и стада. Я должен показать найманам, что нас не так-то легко разобщить.

Все в ней протестовало против его слов.

— Эта тварь, которая зовет себя Ван-ханом, однажды предала тебя… предаст и еще раз.

— Я присягал ему, Бортэ. Мне выгодно показать, что я верен, что я могу простить. Я подозревал, что он обратится ко мне снова, и Небо заставило его сделать это. Если я исполню волю Тэнгри, я не могу проиграть.

Он говорил о собственной воле, а не о воле Тэнгри. Наверно, он уже не различает, какой воле подчиняется.

— Я не позволю тебе сделать это, — сказала она. — Я поговорю с твоими людьми… наверно, она выслушают меня. Кэрэиты намеревались предать их, и они захотят, как и я, отомстить. Может быть, кто-нибудь из них сможет убедить тебя. Они будут знать, что в душе я защищаю твои подлинные интересы.

— Ты угрожаешь высказаться открыто против моего решения?

— Да.

Он выпустил ее руку и дал ей пощечину, опрокинув ее на постель.

— Тогорил пошел со мной в поход спасать тебя, — сказал он. — Не заставляй меня сожалеть, что он сделал это. Когда я тебя выручил, разве я стыдился ребенка, которого ты носила, и отверг его? Я злился так, что молился, чтобы ребенок умер, и все же я смирил себя ради нас обоих.

Она зажмурилась. Никогда он не говорил об этом, все эти годы он держал это оружие в ножнах, пока оно не понадобилось. Будь благодарна, говорил он, что я люблю тебя. Будь благодарна, что я могу использовать тебя.

— Я тебе прежде давала советы, — проворчала она, — и ты извлекал из них пользу. Что же мне теперь, молчать и соглашаться со всем, что ты делаешь?

— Можешь говорить мне все, что думаешь, но решать буду я. А когда я принял решение, не моей жене выступать против, иначе все увидят, как я наказываю ее. Ты не будешь сплетничать с другими, что Тогорил бесчестен, или о том, что я таю умысел против своего анды. Для меня важно, чтобы оба они поверили, будто я простил их.

Она не могла противостоять его воле и сомневалась, что кто-либо был способен на это. Он холодно смотрел на нее, страсть былых дней не светилась в его глазах.

Она сказала:

— Делай, как тебе заблагорассудится. Возражать я не буду.

— Рад слышать. — Он встал. — Думаю, Борчу надо возглавить поход на найманов на стороне Тогорила. Мухали и Чилагун могут пойти с ним — пора проверить их доблесть. Наверно, надо выступить и моему сводному брату Борогулу. Я должен поговорить с Борчу, а потом Гурэн получит мой ответ. Слуги отвезут тебя обратно в стан.

— Тэмуджин…

Но он уже нырнул в проем.

65

Борогул вернулся в юрту к Оэлун после первого бурана зимы, напичканный военными впечатлениями. Шиги Хутух слушал своего сводного брата с живейшим вниманием. Мальчик-татарин перестал плакать по матери с самого начала своего пребывания в стане, а Борогул забыл своих бывших хозяев-джуркинов. Воспоминания у молодых улетучиваются быстро — так быстро улетают лебеди на юг, чтобы избежать зимы, только старые обречены тащить свое бремя.

— Наш брат хан, — рассказывал Борогул, — отдал Борчу своего любимого коня перед отъездом, того, с серыми ушами, его надо лишь тронуть за гриву, и он полетит, как ветер. Найманы окружили нас, стараясь захватить Сенгума как заложника. Один воин навалился на Нилху и ранил его лошадь в ногу. Нилха перелетел через голову лошади и упал на спину. Я был уверен, что он попал к ним в руки.

— Они убили Сенгума? — спросил Шиги Хутух.

Мунлик засмеялся.

— Если бы сын Тогорила погиб, — сказал он, — мы бы об этом уже узнали.