Хокахчин исчезла в дверном проеме. Чилгер снял верхнюю шубу, ту, что была шерстью наружу, и остался в кожухе, в котором шерсть нежила тело. Он погрел руки, снял кожух и бросил одежду Бортэ.
Она положила верхнюю одежду в сундук и подала Чилгеру рог с кумысом. Тот сидел на постели и не обращал внимания на Хокахчин, которая внесла часть освежеванной туши и стала на колени, чтобы разделать ее. Бортэ села у ног Чилгера.
— Это правда? — сказал он наконец. — Ты ждешь ребенка?
— Да. — Она не сводила глаз с его валенок. — Я хотела убедиться, прежде чем сказать тебе.
Он покропил кумысом и спросил:
— Он мой?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Да, — ответила она, уверенная, что это правда, и зная, что он прочтет это по лицу.
Он всегда разбирался, когда она прятала от него свои мысли. Она научилась глядеть ему прямо в глаза.
— Женщины понимают такие вещи. Ребенок от тебя.
Пробивающиеся усики изогнулись, когда он улыбнулся.
— Теперь у нас дела пойдут лучше. Ты подаришь мне первого сына.
— Я надеюсь, что это будет сын, — сказала она шепотом, чтобы он не уловил горечи в ее словах.
— Я хотел тебя, — признался он, — еще когда вытащил тебя из кибитки. После того, как я взял тебя, после того, как избил тебя за то, что ты отвергла меня, я думал, что ты поймешь, каким образом наладить наши отношения, но я чувствовал, что ты по-прежнему сопротивляешься.
Она старалась не смотреть ему в глаза, чтобы он не догадался, как сильно она презирает его. Покорности ему мало, он хотел того, что она не могла бы дать ему никогда. Он был похож на мальчика, требующего отдать ему его игрушку, на мальчика, вообразившего себя мужчиной. Она и прежде слышала от него нечто подобное, сказанное тоном жалким, умоляющим, и считала его за это дураком, но он был совсем не дурак. Он догадывался, как все еще много места занимает Тэмуджин в ее мыслях.
— Я не бил бы тебя так часто, — сказал он, — если бы знал, что ты по-настоящему моя.
— Я твоя, — сказала она. — Я ношу твоего ребенка под сердцем. Что может сблизить нас больше, чем это?
Он сделал глоток кумыса.
— Ты думаешь, я не стою тебя. — Он вытер рот. — Ты принадлежала вождю и теперь презираешь то малое, что я могу тебе дать?
Этих слов она не ожидала и была в недоумении, что ответить. Он, конечно, знал, что богатство Тэмуджина невелико.
— Я благодарна за то, что у нас есть, — сказала она, — и ты, безусловно, добудешь в битвах еще. Ты еще молод, ненамного старше моего мужа…
Она осознала свою ошибку немедленно, еще до того, как он ударил ее сапогом по ребрам. Она закричала и покатилась, царапая ногтями войлок.
— Я твой муж! — заорал Чилгер, а потом рывком поставил ее на ноги. — Ты теперь моя женщина, а не его!
Он схватил ее за косы и задрал ей голову. Хокахчин рванулась к нему, он отшвырнул ее в сторону и бросил Бортэ на пол.
— Погоди! — кричала старуха. — Подумай о своем ребенке! Ты хочешь, чтобы она выкинула!
Чилгер отступил. Бортэ села, Хокахчин закрыла ее своим телом.
— Это ты меня вынудила, — бормотал Чилгер. — Своими словами допекла.
Бортэ оперлась о старуху, боясь, что ее начнет рвать. Он будет бить в любом случае, несмотря на ребенка.
— Подавай ужин, — буркнул Чиледу.
Она встала и заковыляла к очагу. Это была лишь передышка, пока неосторожные слова или не то выражение лица не выведут его из себя. Может быть, избиения прекратятся с рождением ребенка. Тэмуджин пошутил с ней тем летом, сказав, что сделает вид, что бьет ее, дабы братья и товарищи знали, что он настоящий мужчина. Она тут же выкинула это из головы.
Чилгер особенно раздражался, когда догадывался, что она думает о прошлом, но ей становилось легче отбрасывать воспоминания о прошлой жизни прочь. В один прекрасный день ей будет трудно вспомнить о ней вообще.
45
Воздух темного леса был густым от запаха сосен… Джамуха почти не слышал за собой дыхания всадников, медленно выдвигавшихся в направлении стана мэркитов. Его ноги сжимали бока любимого боевого коня с черной полосой вдоль спины. Он вдохнул холодный смолистый воздух. Вот для чего он жил, ради подготовки к сражению, ради предвкушения победы. Когда Хасар и Бэлгутэй приехали к нему с просьбой о помощи, он понял, что обязан сражаться.
Загорелся факел — сигнал атаки. Полная луна сияла над деревьями, бледный свет пробивался сквозь ветви и падал на тропу. Тогорил-хан со своими кэрэитами приближается с востока, а воины Тэмуджина наступают в центре. Отряд Джамухи составлял левое крыло войска. Двух тысяч под командой Тогорила и брата хана кэрэитов Джахи Гамбу и трех тысяч Джамухи было более чем достаточно, чтобы нанести мэркитам серьезное поражение.
Несмотря на холод, расцвели рододендроны, а земля была покрыта бутонами весенних орхидей. Мэркиты не ожидали нападения в это время года, вот почему Джамуха решил совершить набег. Его люди недовольно говорили, что кони еще слишком тощи, но он отвечал, что они будут пастись в походе. Тэмуджин рвался в бой. Он поклялся освободить Бортэ в течение года.