Его дедушка кивнул.
— Я бы ответил так же. Но вот что я скажу тебе, мальчуган: этой части Ясы часто бывает подчиниться труднее всего. Нечестность может рядиться в одежды доблести, а честность и мудрость могут быть опорочены злоумышленниками.
За костром в темноте прятались мальчики, явно ожидая случая приблизиться к внукам хана. Тулуй вдруг повалился на бок. Хан подпер его, встряхнул, встал и вздернул на ноги.
— Я отведу его в шатер, — сказал хан.
— Это не обязательно, Тэмуджин-эчигэ, — сказала Сорхатани. — Я уже укладывала его в постель.
Но хан повел Тулуя наверх по ступенькам, поддерживая его одной рукой.
— Можете оставаться здесь со своими друзьями, — сказал он ее сыновьям и вошел в шатер. Женщины в шатре стали на колени, а хан потащил Тулуя мимо очага вглубь. Он уложил сына в постель, положил шапку Тулуя на стол и снял с сына тулуп и сапоги.
Сорхатани выдворила женщин. Тулуй тихо храпел. Хан укрыл его одеялом.
— Толку от него тебе, дочка, после долгой разлуки будет мало, — сказал Тэмуджин.
— Я рада и тому, что он со мной.
Он подошел к очагу и погрел огрубевшие руки.
— Мы многое завоевали, — сказал он, — мои сыновья и я. Они, их сыновья и внуки будут носить одежды из тончайшего Дамаска из Хорезма и шелка из Китая, есть самые вкусные яства, ездить на лучших конях и получать самых красивых женщин, но они забудут того, кто дал им все это.
— Тебя никогда не забудут, отец и хан, — сказала она. Такие слова говорить ему не подобало, он рассуждал о собственной смерти. — Бог позаботится, чтобы тебя помнили.
— Бог равнодушен к нам так же, как мы к насекомым. — Сорхатани перекрестилась. — Но ты христианка, — продолжал он, — и веришь, что Бог любит людей.
— Он должен любить тебя, раз дал тебе так много.
Он повернулся к ней.
— Ты всегда была хорошей женой моему сыну, и твои мальчики — свидетельство того, что ты хорошая мать. Они все достойны стать ханами.
Она склонила голову.
— Я не заслуживаю похвалы.
— Я повелел третьему своему сыну наследовать мне, — сказал он, — но Угэдэй сам заявил, что если его потомки не оправдают ожиданий, наследовать им будут другие. Я знаю, что ты всегда будешь исполнять мои желания, Сорхатани. Может прийти время, когда одному из твоих сыновей придется стать во главе моего улуса, и у тебя хватит ума распознать, когда он понадобится моему народу. Ты не погрешишь против моего духа, если подстегнешь его честолюбие.
— Да не придет этот день никогда, — прошептала она.
Она вздохнула и легонько коснулась своего лица. Несмотря на жар очага, пальцы были холодными.
— Как ты похожа на мою Бортэ, — сказал он. — Когда я увидел тебя у костра с четырьмя сыновьями, я вспомнил свою молодость, когда все, что я имею сейчас, было лишь мечтой.
Тулуй застонал. Она подошла к нему. Когда она вернулась, хан уже шел к выходу, спина его согнулась, будто он нес невидимое бремя.
116
Бортэ отдала своего сокола охраннику. Другой взял сокола Хасара. У Бортэ болело тело от езды, она была слишком стара для таких занятий, но ей хотелось уехать на некоторое время из Каракорума.
Тысячи шатров раскинулись теперь от берегов Орхона и до гор на краю долины. Купцы с караванами верблюдов прибывали в Каракорум из оазисов на юго-западе, привозя товары из Китая и Хорезма. Из стана Тэмугэ на востоке приезжали к хану посланцы с петициями. В государстве мужа новости распространялись быстро, их развозили всадники, которым надо было лишь показать казенную печать в местах, где они останавливались, и их обеспечивали пищей, ночлегом и свежей лошадью.
Бортэ никогда не видела настоящего города, но обширный каракорумский лагерь казался чем-то вроде него. Над шатрами часто висел дым от тысяч очагов, пока сильные ветры не рассеивали его. Женщины и мужчины крикливо торговались с купцами, ремесленники чеканили из металла инструменты, кубки, статуэтки, кузнецы молотили по железу у своих горнов — даже шум ветра заглушался. Простые солдаты, и те были богаты, как багатуры, а у начальников было всегда столько, сколько прежде не видали ханы. И все же она чувствовала, что духи, когда-то обитавшие в долине, улетели от реки и из степи в леса и горы.
Туракина, жена Угэдэя, часто говорила ей, что великий хан должен иметь большой город, чтобы весь мир знал, куда являться послам и воздавать ему должное. Бортэ понимала, что молодая женщина думает об Угэдэе, а не о Тэмуджине, когда говорит о великолепии Каракорума. Туракина мечтала о дворцах и даже, наверно, о стенах.
Хасар искоса взглянул на нее с седла. Его когда-то острое зрение ухудшилось. Он все еще мог увидеть мышь на расстоянии, но часто щурил глаза, разглядывая что-либо поблизости.
— Нам надо возвращаться, — сказал он. Охрана Бортэ и молодые женщины, поехавшие с ними, уже направились рысью к лагерю. — Посланец твоего брата хочет поговорить с тобой.
У посланца Анчара, видимо, было личное послание к ней, а также сообщение, которое надо будет передать Тэмуджину. Ее брат был с армией в Китае, защищая владения Мухали от поползновений Сун, в то время как «Золотой» император продолжал защищать Кайфын.