- После того, как вы все сделаете, я сообщу вам о моих условиях, бросил я ему вдогонку и злобно усмехнулся, ударив себя в защищенную панцирем грудь стиснутым кулаком. - Марк! Марк! Взгляни с небес на землю и узри сей день.
СМЕРТЬ МЕРЛИНА
Я сидел в своей палатке на опушке леса и брился, глядя через равнину на крепостной вал. От Средней крепости к Северной двигались люди со связками дротиков, стрел и копий. Они выходили за ворота и складывали оружие на уже сваленные в кучи топоры и ножи, предназначенные к сожжению.
Однако я не испытывал должного удовольствия при виде этого зрелища, ибо знал, что за этим последует нечто, являющееся с точки зрения законов любой войны низким вероломством.
В палатку вошел Мерлин и опустился рядом со мной. Он тоже был мрачен.
- Ты уже составил план эвакуации, Вендиций?
- Амнистия для всех тлапалликов, которые присягнут нам на верность. Смерть всем остальным - и смерть всем майя!
Мерлин в ужасе вскочил с места. Я невозмутимо продолжал бриться. - Но это же бойня!
- Истребление, - поправил я старца.
- Вендиций, ты стал слишком жесток, - мягко заметил Мерлин. - Ты больше не тот энергичный человек, который с юношеским пылом искал приключений и открывал новые земли. Неужели от прежнего Вендиция ничего не сохранилось? Неужели в тебе ничего не осталось, кроме человека войны?
- Ничего, - спокойно ответил я. - А что же ты хочешь? Я появился на свет под звуки боевой тревоги. Моя мать бежала из горящего города, спасая свою и мою жизнь. Мой отец погиб там. Меня воспитали для войны, и кроме нее, я ничему не обучен.
Была в моем сердце любовь. К Марку. Я любил мальчика. Ты знаешь, что с ним случилось. На Яйце сердце мое ожесточилось.
Неужели ты забыл клятву, которую мы дали в той вонючей яме? Неужели ты забыл, что мы поклялись отомстить за Марка?
Старец пристально смотрел на меня.
- Сколько жизней требуется тебе, чтобы отомстить за одну? Разве ты не знаешь высказывания Хернина, Барда Ланвейтинской общины: "Смелый не бывает жестоким".
- Я не был знаком с ним. Слова его относятся к другим, не ко мне. - Я с силой ударил кулаком по скамье и встал. - Это мое последнее слово, Мерлин. Смерть всем майя.
Старец взял меня за руку и мягко усадил обратно.
- Послушай, Вендиций. Я только что вернулся из города. Сейчас они погребают мертвых, сын мой. Если бы ты увидел это зрелище, ты пожалел бы их.
- Что знаю я о жалости? Что может человек, подобный мне, знать о жалости? Много раз ты называл меня человеком войны - и я не чувствовал себя оскорбленным, ибо и в самом деле война - это все, что я знаю, вся моя жизнь. Здесь, в новой земле основал я свое государство. Мой народ почитает меня как живого бога войны, любящего кровь и жертвоприношения из окровавленных сердец. Говорю тебе, Мерлин, зрелище чужих страданий начинает доставлять мне наслаждение.
В сердце моем не осталось любви ни к чему - разве что к жене и сыну. Но жена, вероятно, скоро окажется перед лицом смерти в руках бежавших майя, а я трачу здесь время попусту. Никакой жалости, никакого сострадания, Мерлин. Чем раньше будет истреблен сей народ, тем скорей я отправлюсь на спасение своей жены и других женщин Ацтлана.
Цивилизация майя зиждется на фундаменте из трупов. Каждый фут тлапалланской земли пропитан кровью. Вопль угнетенных тиранами возносится до самых звезд и взывает о мести. Лучше истребить майя навеки, нежели позволить им восстановить жестокую империю. Ни милосердия, ни жалости не проявили они к нам, потерпевшим кораблекрушение чужестранцам. Это сделали их рабы!
В полдень, Мерлин, я поверну Ацтлан против майя, и если ходеносауни откажутся идти вместе с нами - то берегитесь!
- Но это означает гражданскую войну!
- Называй это так. Впрочем, такой опасности не существует. Твои люди так же жаждут крови майя, как и мои. Ничто не удержит их от мести, которой они так долго ждали. Даже ты.
- А если я удержу? - спокойно спросил старец, - отзовешь ли ты свои войска?
Я рассмеялся.
- Если ты удержишь! Но это было бы чудом, а времена чудес миновали.
Я осекся, пораженный некой мыслью.
- Или ты собираешься обратиться к колдовству?
- Нет. Я же говорил, что отказался от него. Ничто не заставит меня снова обратиться к колдовству и потерять душу. Я попытаюсь убедить народ, буду молить его о снисхождении к врагу.
Это было просто смешно. "Это все равно что молить о милосердии волков, - подумал я, - которые повалили наземь оленя, но еще не успели разорвать его на части и сожрать".
- Скажи, - с любопытством спросил я, - почему ты передумал? Ведь ты любил Марка и хотел отомстить за него.
- Я был в крепости и слышал стоны умирающих. Я видел благородных дам, нежно опекающих раненых, скорбящих о своих потерях и рыдающих над телами детей.
- Это война. Так было всегда. Крыса тоже защищает своих детенышей и заботится о них. Почему бы и таким паразитам, как майя, не поступать так же?
Мерлин в ужасе взглянул на меня, но ответил печально: