Повелители волков

— Защитное вооружение в первую очередь. У всех наших гоплитов есть металлические панцири и шлемы. А такая защита в бою имеет немаловажное значение. Но и это еще не все. Гоплиты входят в одну фалангу, которая представляет собой линейный строй копейщиков, насчитывающий восемь шеренг в глубину. Дистанция между шеренгами на ходу четыре локтя, при атаке — два локтя, при отражении атаки — локоть. Такое построение словно железный кулак сметает все на своем пути… в особенности неорганизованные войска варваров.

Про варваров Демарат сказал без опаски. Он знал, что персы мнят себя цивилизованным народом, а варварами называют все племена, которые не входят в состав империи. За исключением эллинов. Демарат криво улыбнулся: в Лакедемоне и во всей Аттике считают варварами как раз персов, хотя они этого и не заслуживали. По крайней мере культура Персии была выше, чем в его стране. Но персы не знали демократии, а в глазах эллинов это было едва не преступлением.

Тем временем большой царский прием продолжался. Сотни лиц мелькали перед Дарием — вавилоняне, египтяне, иудеи, арамеи, эламиты, колхи, эфиопы, арабы, греки… — все народы огромной империи в лице своих самых знатных представителей спешили засвидетельствовать преданность повелителю Персии. Живой и непоседливый, царь всегда тяготился этим действом, тем более сейчас — мыслями он уже был в скифской степи, — но положение обязывало, и Дарий продолжал изображать живого бога. Впрочем, это было недалеко от истины — царь объявил себя сыном богини Нейт[43], и строил храмы ей и другим египетским божествам. И все лишь ради того, чтобы подтвердить свою царскую Хварну.

Царь вдруг почувствовал большую жажду и решил немного передохнуть, чтобы выпить чашу охлажденного вина с тонизирующими пряностями; он сделал знак юноше, приставленному к шторе, и тот поспешил скрыть пресветлый лик повелителя персов от пестрой толпы, заполнившей ападану. Здесь нужно сказать, что ни один народ не был так подвержен влиянию чужих нравов, как персы. Персидские цари не довольствовались тем, что переняли обычаи и костюм мидийцев, они многое заимствовали и у других народов. Персам нравились костюмы ассирийцев, вавилонян, фригийцев, лидийцев… Поэтому в ападане царило буйство красок и смешение различных стилей, что придавало большому приему потрясающий колорит и красоту.

Царь Кир, покорив Мидию, ввел при дворе моду на мидийский костюм, ставший официальным. Мидийская верхняя одежда изготовлялась из тонких шерстяных и шелковых тканей пурпурного и темно-красного цвета, она была широкой и длинной, состояла из кафтана-халата, накидки и шаровар. Мидийский костюм носили лишь приближенные царя и высшие придворные чины, простой народ не имел права так одеваться.

Небольшой перерыв в церемонии царского приема оказался весьма кстати. Тирибаз давно наблюдал за Демаратом, не решаясь подойти и заговорить с ним на интересующую его тему. Ведь спартанец все-таки царь, а Тирибаз всего лишь мелкая сошка, администратор, один из многих царских придворных. Впрочем, Тирибаз не сомневался, что Демарату известно, чем он занимается, а тайную стражу, «уши и глаза царя», побаивались все (в том числе и царские гости из других стран) и старались с ней не конфликтовать.

— Царевич, тебя ждет мать, — строго сказал Тирибаз, обращаясь к Ксерксу.

Мальчик послушно кивнул и поторопился исчезнуть. Он был впечатлителен, как все дети, и этот засушенный старик казался ему скорпионом, готовым нанести удар своим жалом в любой момент. Особенно пугали Ксеркса глаза Тирибаза — неподвижные и холодные, как горный лед.

При виде Тирибаза спартанский царь насторожился. Ему, как и Ксерксу, был неприятен этот старик, но положение Тирибаза при дворе Дария заставило Демарата любезно улыбнуться и изобразить легкий поклон. В ответ Тирибаз тоже поклонился, даже ниже, чем требовалось по этикету, и Демарат насторожился — такое поведение одного из всесильных начальников тайной стражи не предвещало ничего хорошего. Спартанец пытался оставаться спокойным, но ему не удалось скрыть волнение, и Тирибаз мысленно рассмеялся — даже храбрец, способный идти на смерть без сомнений и колебаний, пасует перед тайной службой. Невидимая угроза вызывает больший страх, нежели видимая опасность.

— С твоего позволения, нам нужно поговорить, царь… — Тирибаз был сама любезность.

— Я слушаю, уважаемый Тирибаз.

— Третьего дня наши люди поймали одного грека… ионийца. При нем нашли отравленный индийский кинжал и большую сумму денег. От яда, которым смазан клинок, нет противоядия. Достаточно легкой царапины, чтобы наступила неминуемая смерть.

— Какое отношение этот иониец имеет ко мне?

— Прямое. Он вез кинжал и деньги человеку из твоей свиты. Догадываешься, зачем?

— Догадываюсь… — Демарат крепко стиснул зубы; похоже, Клеомен решил подстраховаться, не очень надеясь на дельфийского оракула.