Однако джаниец больше его не слушал. Он принял в дар от Стратоника два больших бурдюка доброго вина, попрощался с купцом (который начал просить, чтобы такие замечательные воины обязательно остались в качестве охраны каравана, суля Озару большие деньги, но его просьбы джанийцы пропустили мимо ушей), и вскоре четыре всадника, мчавшиеся во весь опор, исчезли вдали. Если бы Гекатей мог заглянуть в ложбинку, находившуюся в двадцати стадиях от каравана, то увидел бы тех самых волков, о которых шла речь, — они как раз доедали скакуна Хумиуа. А сам помощник Сатрабата брел по степи с безумным выражением на лице и бормотал что-то бессвязное. Волки его не тронули.
Глава 9
Джанийцы
Дремучий лес, покрывающий огромные пространства, стоял сплошной стеной. Казалось, что вряд ли здесь когда-нибудь ступала человеческая нога. Только звериные тропки, отчетливо видимые на снегу, оживляли мрачный пейзаж. Но звери выходили кормиться и на охоту в основном вечером и ночью, а днем в лесу стояла звенящая тишина. Лишь изредка раздавался дробный стук дятла, да и тот длился недолго.
Тем не менее люди в лесу жили. По полянам и прогалинам шла достаточно широкая тропа (скорее узкая дорога), по которой свободно могла проехать повозка и которая в конечном итоге упиралась в засеку — оборонительное сооружение из деревьев, поваленных рядами. Верхушки деревьев были направлены в сторону предполагаемого противника, а ветви засечены и стали острыми, как копья. Кроме того, лесные жители вбили в землю толстые колы, чтобы деревья нельзя было сдвинуть с места, и посадили кусты терновника, закрывшие все прорехи.
Добравшись до засеки, путник попадал в самый настоящий лабиринт. В засеке был проход, но не прямой, а с изгибами и поворотами. По сторонам его ограждали деревья, стоявшие так плотно, что между ними не смог бы протиснуться даже средних размеров зверь, не говоря уже о человеке. Эти стены из деревьев явно были творением рук человеческих, потому что по бокам ветки срезали, а вверху заплели в шатер.
Но главный сюрприз ждал путника впереди — проход упирался в массивные дубовые ворота, защищенные сторожевой башней. И она не пустовала. Над башней вился легкий дымок — это дозорные грелись у жаровни, на которой можно было приготовить и обед.
По другую сторону засеки лес неожиданно становился светлым и негустым. Из кустарников остались лишь ягодные, остальные были вырублены, а большие деревья частично пошли на засеку, а частично на строительство — с возвышенности, куда забралась тропа, открывался потрясающе красивый вид на большое поселение с рублеными домами. Оно располагалось на высоком берегу реки, где был сооружен причал и амбары для вяления и хранения засоленной рыбы. Таких поселений у джанийцев было несколько, но это считалось своего рода столицей племени.
Ивор стоял на пригорке и наслаждался видом родного поселения. Как давно он здесь не был! Людей в племени явно прибавилось, потому что небольшая рощица на противоположном конце поселения была вырублена и на ее месте выросли избы, да еще какие — двухэтажные. Это было для племени джанийцев в диковинку. Похоже, в этих избах жили купцы и знатные люди.
Юноша знал, что богатство у джанийцев не считалось большой заслугой. Все то, что наторговывали купцы, принадлежало всему племени. Но распределение благ шло по степени полезности человека обществу. А кто приносит самые большие блага племени? Конечно же защитники-вои в первую очередь, жрецы, которые общаются с божествами и просят у них для всего племени заступничества перед темными силами, затем купцы, обменивающие то, что произвели джанийцы, на нужные товары из дальних краев, потом ремесленники, охотники, земледельцы, лесорубы и прочий работный люд.
Не забывало племя и про женщин, особенно одиноких, мужья которых погибли в бою. Они были на полном обеспечении. А уж про полных сирот, таких, как Ивор, и говорить нечего — им предоставлялось все самое лучшее. За одним исключением — в большинстве своем сироты исполняли роль лазутчиков, ведь тоска по родине значительно меньше, чем по родителям. Они жили и в греческих полисах, и в Аттике, и даже в самой Персии, под бдительным присмотром тайной царской стражи, которая, как это ни удивительно, не замечала бревна в своем глазу.
Лазутчиков учили своему ремеслу с детства. Военное дело было обязательным, даже для девочек, — пока они не входили в пору зрелости, — но знание чужих языков не входило в программу обучения всех юных джанийцев. Это была прерогатива лазутчиков. Для этого приходилось привлекать иноземных учителей, а поскольку они вряд ли согласились бы надолго поселиться среди варваров, их просто умыкали. Потом, спустя годы, они возвращались домой вполне обеспеченными людьми, — джанийцы платили за обучение, не скупясь, — но никто из них даже не заикался о том, где он пропадал столько лет, и свято хранили тайну.