Повелительница ястреба

— К такой мере действительно приговаривали за насилие и грабежи, но это было до того, как кагаверцу[23] Ракхел захватил трон. В чем, спрашиваешь, его преступление? В том, что его дети кричали: «Да здравствует король Каролин!» — когда один из приспешников узурпатора проезжал мимо их деревни. Детишки просто хотели поприветствовать приближенного короля, спроси их, и они бы не смогли объяснить, чем один король отличается от другого, но этот законченный негодяй Лиондри Хастур усмотрел в этом заговор и заявил, что следует научить малых деток культурному обхождению. Детей схватили и отправили в поместье Лиондри, а Аларика бросили в тюрьму. Один ребенок умер, жена Аларика была так расстроена свалившимися на нее несчастьями, что выбросилась в окно и разбилась насмерть. Да-а, Аларику пришлось хуже всего, так что не думай о нем плохо. Это не тебя он ненавидит, а свою проклятую жизнь.

Решили опустила глаза и долго задумчиво изучала переднюю луку седла. Понятно, почему Орейн рассказал ей эту историю — он, Орейн, был благородный человек. Он мог быть терпимым, мог симпатизировать даже такому человеку, как Аларик, а то, что у этого мужика душа с изъяном, Ромили не сомневалась. Те гнусности, которые он говорил о своем хозяине, ничем не могут быть оправданы. Даже этой душераздирающей историей…

Наконец она тихо ответила:

— Я постараюсь не обращать внимания на его выходки. Буду относиться к нему по-дружески, дядюшка.

Но тут она почувствовала смущение — своим рассказом Орейн задел какую-то струнку, вызвал неудовлетворение и любопытство, которые необходимо было прояснить. Алдерик упоминал о Хастурах как о людях, спустившихся с небес, рожденных богами, а в устах Орейна имя «Хастур» звучало как оскорбление.

— Неужели, — спросила она, — все Хастуры продались дьяволу?

— Ни в коем случае! — воскликнул Орейн. — Более замечательного человека, чем Каролин, еще не знала наша земля. Единственная его ошибка состояла в том, что он отметал всякие подозрения, любые обвинения в измене в адрес его ближайших родственников. Он был слишком добр с незаконнорожденными и прощал им все, даже дерзкие выходки, ставившие под сомнение законность власти короля…

Великан замолчал, впав в размышления, и Ромили, окинув взглядом его застывшее лицо, догадалась, что в ту минуту он умчался мысленно далеко-далеко, за сотни лиг от нее, от своих людей, от дома Карло. Ей показалось, что она знает, где теперь плутала память великана — перед ней въявь открылся прекрасный город, лежащий в котловине между двумя горными седловинами. Зеленая долина подковой охватывала озеро, воды которого были так прозрачны, что казалось — это зеркало, отражающее небо, горный хребет и белые стены. Там на берегу вздымалась Башня — жители сновали через городские ворота. Все они были высоки, хорошо одеты, наряды их шелковисто и ярко поблескивали… Мираж был таким завораживающе сказочным, что трудно было поверить в его реальность… Следом на нее накатили отчаяние и печаль, поселившиеся в душе этого огромного, могучего человека. Отчаяние изгнанного, печаль бездомного…

«Я тоже потеряла дом, тоже лишилась всякой связи со своими родственниками… хотя, возможно, Руйвен ждет меня в Трамонтане… Вряд ли… даже если до него дошла весть о моем побеге. Вот и Орейн совсем один…»

В сумерках через ворота, проделанные в крепостной стене, отряд въехал в Неварсин. Ночь в эту пору спускалась очень быстро, к тому же небо в мгновение ока затянуло облаками, пошел дождь… Дом Карло скакал во главе отряда — на голову был натянут капюшон, почти полностью скрывавший лицо. Все вверх и вверх — сначала по булыжным мостовым, потом по извилистой дорожке. Тропа местами была занесена снегом, и, обогнув несколько скальных выступов, дорожка наконец уперлась в монастырскую стену. Ромили казалось, что никогда она не испытывала такого холода — монастырь располагался за границей вечных снегов, и все его помещения, а также стены и башни были вырезаны из цельной скалы. Перед воротами отряду пришлось немного подождать — они скучились у пьедестала, на котором возвышалось исполинское изваяние Хранителя Разума, склонившего голову под бременем вечных печалей, знаний и прозрений. Рядом — чуть поменьше, но тоже громадная скульптура покровителя монастыря, святого Валентина.

К тому моменту, как их пустили в помещение, Ромили уже совсем окоченела — не спасли даже теплые вещи, подаренные домом Карло.

Наконец высокий грузный монах, державшийся с непередаваемой величавостью, одетый в просторную темно-коричневую рясу с капюшоном, жестом пригласил их войти. Ромили охватили сомнения — вообще-то она была христофоро и ей было хорошо известно, что женщинам не дозволяется входить в монастырь. Даже в дом для гостей… Но жребий брошен, и сейчас не время для неожиданных сюрпризов. Она быстро прошептала молитву: