Но Айдар, молодой французский бульдог, торопливо шкрябает своими короткими лапками и рвется вперед.
— Да, Айдар! Стой!
Придерживаю дверь, чтобы она не закрылась, а сам провожаю взглядом смешную пару. Песель добегает до ближайшего дерева и задирает лапу.
— Да ну, Айдар! Кто же так делает? Потерпеть пару минут ты не мог? — Проводит «воспитательную беседу» молодой хозяин.
Качаю головой и захожу в чистый подъезд, в котором еще чувствуется запах свежей краски. Квартира Юлианы находится на третьем этаже. Поднимаюсь по лестнице, с каждым шагом сокращая расстояние, и останавливаюсь перед дверью, запоздало вспоминая, наверное, не стоило не приходить с пустыми руками. Мысленно обещаю исправиться и нажимаю на кнопку электрического звонка. Еле слышная мелодичная трель доносится с другой стороны, и время замирает в тишине.
Удар. Еще удар. Стучит сердце.
Дверь распахивается, и я смотрю на незнакомую женщину с легко узнаваемыми чертами лица.
— Ой! — Замирает от неожиданности. Видимо, она ждала кого-то другого, поэтому так неосторожно открыла дверь. — Я ничего не покупаю, — произносит недовольным тоном.
— Здравствуйте. Я ничего не продаю. Марина Олеговна? — Называю имя мамы Юлианы.
— Да. — Хмурится.
— Марина Олеговна, — еще раз называю ее по имени, зная, что такое обращение, если верить статистике, на пятьдесят процентов располагает к себе. — Скажите, а Юлиана дома? Я не могу до нее дозвониться.
— А вам она зачем? — звучит еще недоверчивее.
Не сработали «пятьдесят процентов». Жаль, конечно, но что поделать. Собираюсь уже ответить, но не успеваю. В коридор выползает малышка, цепляется за ноги женщины и сама встает на ножки. Личико крошки, шея и ручки — все в зеленых точечках.
— Куда выскочила? А ну, марш, в комнату.
— Подождите! — протягиваю руку, а сам медленно опускаюсь на корточки перед девочкой.
— Дяй! — требует малышка, а я почти не дышу.
— Снежана, не трогай дядю!
— Подождите! — умоляюще прошу Марину Олеговну, глядя на нее снизу вверх.
— У нас ветрянка, — произносит растерянно. — Видно, в поликлинике подхватила, и Юлиану еще заразила. Сама, вон, как егоза носится, а мать уже вторые сутки не встает, температура никак не спадает, — доносится до меня.
Но я почти не слышу. Не могу оторвать глаз от малышки, которая тянет ко мне свою пухлую ручку с зелеными крапинками на крошечных пальчиках.
Снежана… Доходит запоздало. Неужели такое возможно?!
В груди щемит от переполнявшего чувства, и я, словно пьяный, поднимаюсь на ноги. В ушах шумит.
Лифт останавливается на этаже, и из него выходит девушка.
— Мужчина, вы кто?! — Накидывается на меня с вопросом. Застывает и, бесцеремонно приближаясь, вглядывается в мое лицо. — Богдан? — произносит неуверенно.
Киваю.
— Дана, вы знакомы? — спрашивает Марина Олеговна.
— Теоретически.
— Дяй! — Моя дочь, в этом у меня нет никакого сомнения, тянет обе ручки к девушке.
— Сейчас, моя сладкая. Тетя Дана возьмет свою Булочку.
Но противоречит своим словам — резко разворачивается и впивается в меня грозным взглядом.
— Ну? Что скажешь? Зачем пришел? Опять помаячить и исчезнуть? Тогда сразу проваливай! Я не Юлиана, церемониться не буду, — произносит с угрозой.
Тут и без статистики ясно, что эта самая «тетя Дана» вцепится так, что мало не покажется.
— Нет, Дана. Я насовсем.
Вот здесь «статистика» не подводит — девушка сбавляет пыл, но все равно буравит меня взглядом, словно сканирует. Эдакий своеобразный человеческий детектор лжи.
— Может, мне кто-нибудь объяснить, что происходит? — Марина Олеговна своим вопросом спасает мой мозг от рентгеновского взгляда Даны.
— А что тут объяснять, тетя Марина. Это заблудший папаша Снежаны.
Марина Олеговна вскрикивает и инстинктивно прижимает к себе свою внучку, которую взяла на руки, но Снежана снова тянет ручку, пальчиками показывая: «дай».
Медленно, чтобы не напугать ее, протягиваю свою руку и осторожно касаюсь кончиками. Мир застывает, когда я чувствую тепло крошечных пальчиков. Но тут опять вмешивается «тетя Дана».
— Так! — командует строгим голосом. — Нечего лезть к моей Булочке грязными руками! И, вообще, на! — Вручает мне пакеты. — А-то стоит тут, а я держи все.
— Так это правда? — переспрашивает Марина Олеговна.
— Правда, тетя Марина, — вместо меня отвечает Дана.
— И ты знала? — звучит с упреком.
— Теть Марин, я же не виновата, что Юлиана такая партизанка, — виновато оправдывается. — Как она, кстати? Уснула?
— Да непонятно. Вроде затихла и метаться перестала.
— Все так серьезно? — спрашиваю, глядя в уставшие глаза женщины.
— Юлиана в детстве не болела ветрянкой. А, чем старше, тем тяжелее переносится. Хоть бы обошлось, — произносит дрогнувшим голосом.