— Все нормально. Уже все нормально. Отболело. Это тогда жизнь для меня потеряла весь смысл. Твой отец очень сильно помог, не дал мне скатиться. Он нагружал меня работой, чтобы хоть как-то отвлечь. Поэтому, когда он предложил мне брак со своей дочерью, я согласился.
Я вижу, как напрягается Юлиана, но все равно продолжаю:
— У меня не было никаких чувств к Дарье, и я не обещал, что они появятся, ни ему, ни ей.
Юлиана отводит взгляд.
— Мне было настолько все равно, как жить, что этот брак для меня не имел никакого значения. Он был вроде благодарности, не более. А потом я встретил тебя, и понял, что хочу не просто жить дальше, а жить с тобой. Видеть тебя каждый день и просыпаться вместе каждое утро. Именно это я и сообщил Дарье. Ну а дальше ты уже знаешь.
— А что Павел? — напоминает Юлиана.
— Павел знал о предстоящей свадьбе. Он по просьбе Даши не стал напоминать мне о печальных событиях, полагая, что семейная жизнь поможет мне забыть Снежану.
— Снежану?! — переспрашивает Юлиана, широко распахнув глаза.
— Да, Юлиана. Ее звали Снежана.
— Но… Как… — Смотрит на меня огромными глазами, одним взглядом разрывая мое сердце. — Я… Я ничего не знала, — шепчет растерянно.
— Наверное, это судьба, Юлиана. Больше я никак не могу объяснить такое совпадение. И наша с тобой встреча была предначертана свыше. Я ведь совершенно случайно попал на тот рейс. Возможно то, что я скажу, выглядит глупо, но Снежана звала меня. Звала во сне, чтобы я приехал к ней. И я полетел к ней, а встретил тебя. А утром мне нужно было вернуться обратно.
Дочка вздрагивает, и я прижимаю к себе самое бесценное сокровище.
— Она скоро проснется, — замечает Юлиана.
— Тогда нам пора домой.
— Да. Пора. Нужно предупредить маму.
Пытаюсь представить реакцию отца и не могу.
Я ведь столько раз хотела позвонить ему сама, но каждый раз трусила. Потому что на вопрос: «Как дела?», мне, хочешь не хочешь, пришлось бы рассказать ему о Снежане. А значит и о Богдане. И тогда…
Что будет тогда, представлять не хочу. Больше всего я боюсь, что в глазах отца я буду той, кто разрушила счастье его младшей дочери.
А через несколько часов он сам все узнает. Недаром говорят, что все тайное всегда становится явным. И как бы я ни хотела сохранить свою маленькую тайну, о Снежане все равно рано или поздно узнали бы.
Снежана. Ведь я искренне считала, что даю дочери редкое имя. По крайней мере, среди всех моих, маминых и даже Данкиных знакомых никого с таким именем не было. А получилось вон как. Неужели снег в день ее рождения неслучайная случайность? И как такое могло произойти? Только вряд ли я получу ответ на этот вопрос.
Мои мысли возвращаются к неизвестной девушке, о которой я даже не подозревала. Есть что-то необъяснимое, даже мистическое во всем, что произошло. В памяти всплывают слова Инайят:
— Переживаешь? — спрашивает Богдан, вырывая меня из тяжелых мыслей.
Мы стоим на светофоре, и я бросаю на него взгляд через зеркало заднего вида, но он тут же ловит его. Пары секунд хватает, чтобы все ненужные мысли исчезли.
— Очень, — признаюсь, глядя на его отражение. — Я не знаю, как он отнесется, когда узнает всю правду.
— Не переживай. Все будет хорошо. — Снова успокаивает меня Богдан, и я верю ему. Не знаю почему, но верю. Как тогда, в самолете, когда думала, что мы разобьемся.
Загорается зеленый сигнал, и я возвращаю внимание на дорогу.
— Богдан, а у тебя остались фотографии… Снежаны?
— Нет. Зачем тебе?
— Не знаю. Просто хотела посмотреть… какая она была.
— Все фотографии с моего телефона исчезли, — произносит с горькой усмешкой.
— Богдан! — Неожиданная догадка осеняет меня, и я с силой сжимаю руль, чтобы держать себя в руках. — Ты же ведь делал снимки, когда мы с тобой были на море… — шепчу еле слышно.
Всплывает в памяти.
С заднего сидения раздается тихое ругательство.
Значит, Даша все это время знала, что Богдан отказался от их свадьбы из-за меня.
Глава 23
В машине повисает молчание, и до дома мы доезжаем в гнетущей тишине. Не могу поверить, что Даша все знала. Знала и о моей беременности, и о том, что мы встречались с Богданом. Получается, ее молчание всего лишь месть и мне, и Богдану?
Глушу двигатель, но не могу сдвинуться с места. Богдан выносит полусонную дочь, обходит авто и открывает мою дверцу.
— Юлиана, — зовет и подает мне руку. Другой держит обнимающую его за шею Снежану.
— Я сама. Спасибо. Сейчас.
Не могу описать, что чувствую. Ведь столько времени, я считала себя виноватой. Корила, казнила, что смалодушничала и не сказала Даше правду. Но я не знала, что Богдан был ее женихом! А она знала! Все знала! И наверняка, папа тоже все знал.
Как же больно разочаровываться в людях.