Поверишь этому – поверишь всему

– Я не позволю ему увезти тебя, Вал! Я обещал тебе помочь и сдержу слово. Можно сообщить в ФБР, что он собирается бежать, и его арестуют.

Она вздрогнула:

– Это ничего нам не даст. Адвокаты Видаля сумеют его защитить. А пока там уладят все формальности, его отпустят под залог. Вот тогда тебе не поздоровится, Клэй. А он все равно сбежит и увезет меня с собой. Это не выход. – Она вскочила и принялась быстро расхаживать по комнате. – Что же делать?

Страшный порыв ветра сотряс дом, громыхнул гром. Дождь пулеметными очередями обстреливал крышу.

И тут я вспомнил, что в ящике моего стола лежит оружие.

– У меня есть револьвер, Вал!

Она отшатнулась, ее глаза расширились:

– Что? Револьвер?

– Да! И если я его убью, ты будешь свободна.

Она схватилась за голову:

– Поздно! Я не освобожусь, даже если он погибнет.

В ее глазах снова появился безумный блеск.

– Лучше убей меня! – Ее голос перешел в дикий визг, заглушаемый шумом ветра. – Вот решение! Если бы ты знал, как я устала от такой жизни! Будь у меня мужество, я бы взяла у тебя револьвер и сделала это сама. Пожалуйста, Клэй, выстрели мне в сердце. Все подумают, что это самоубийство. Тебя не будут подозревать. Освободи меня, умоляю, любимый!

Я в ужасе смотрел на нее. Видаль совершенно лишил ее разума. Мои пальцы до боли сжались в кулаки, а Вал продолжала рыдать:

– Никто не услышит выстрела в такую бурю. Тебе ничто не угрожает, дорогой. Доставай револьвер и стреляй. Это будет счастьем для меня!

– Вал, ради Бога, возьми себя в руки! – Я тоже перешел на крик, чтобы она меня услышала. – Я не сделаю этого, ты же знаешь. Не волнуйся так. Мы обязательно найдем выход. Он есть, он должен быть!

Она отшатнулась:

– А я-то думала, что ты любишь меня! Какая же это любовь, если ты не можешь выполнить мою просьбу? Уходи!

Она подбежала к кровати и бросилась на нее лицом вниз. Неудержимые рыдания вырывались из ее груди. В сочетании с завыванием ветра, грохотом и барабанной дробью дождя это казалось единым всплеском обезумевшей разбушевавшейся отчаянной стихии, где смешались горе и ярость.

– Вал, милая, да приди же в себя! Надо успокоиться!

Она повернула ко мне лицо, ее глаза пылали гневом:

– Убирайся! Вон! Я ненавижу тебя, трус!

Это не был человеческий голос. Это кричала душа.

Боясь, что, несмотря на шум урагана, кто-то может ее услышать, я на ватных ногах подошел к двери и очутился в коридоре. Еще некоторое время до меня доносились звуки ее горьких рыданий, но, не в силах больше выносить этого, я с опущенной головой поплелся в свой кабинет.

Теперь мне надо принять окончательное решение. Больше тянуть нельзя. Если я хочу спасти Вал, я должен убить это чудовище – Видаля.

Вдруг снизу раздался громкий треск ломающегося дерева и дикий вой, который заставил меня подскочить. Дверь распахнулась, ворвавшийся вихрь смел со стола бумаги, перевернул настольную лампу и сбросил на пол два телефона.

– Бердн! – донесся до меня голос Видаля.

Выскочив в коридор, я еле смог удержаться на ногах. С неимоверным усилием борясь с напором проникавшего откуда-то ветра, я наконец спустился по лестнице на первый этаж.

Видаль и Дайер из последних сил пытались закрыть дверь, которая не выдержала удара ветра и распахнулась. Холл, увешанный старинными картинами и рыцарским оружием, превратился в какую-то свалку: повсюду валялись вырванные из рам полотна, перевернутая мебель, покореженные доспехи.

Посреди комнаты лежал Гацетти с окровавленным лицом. На него упали две картины в позолоченных рамах. Хватаясь за все, за что только можно, я с огромным трудом обошел его и приблизился к Видалю и Дайеру, которые отчаянно боролись с дверью. Дополнительный вес и наши общие усилия привели наконец к успеху: дверь удалось закрыть, запереть и задвинуть засов.

Гацетти застонал и попытался сесть. Дайер подошел, чтобы помочь ему. Я тоже хотел подойти, но он внушал мне такой ужас, что я не смог заставить себя прикоснуться к нему. Видаль присоединился к Дайеру, и вдвоем они подняли итальянца на ноги.

– Со мной все в порядке, шеф, – промычал тот, опираясь на плечо Дайера.

– Я сам займусь им, – сказал Видаль. – А вы попытайтесь навести тут порядок.

Обхватив Гацетти обеими руками, он повел его по коридору в дальнее крыло дома.

– Давайте сначала переоденемся, а потом примемся за уборку, – предложил Дайер. – Это самый страшный ураган из тех, которые мне довелось видеть. Он будет бушевать дня четыре, не меньше.

Мы поднялись по лестнице и разошлись по своим комнатам. Быстро раздевшись, я вытер мокрое тело и натянул сухую рубашку и брюки. Потом спустился вниз и стал разбирать картины и доспехи. Дайер вскоре присоединился ко мне.

– Телефон уже не работает, – сообщил он, принимаясь за дело. – Да и электричество могут отключить в любой момент.

К его поясу был пристегнут мощный электрический фонарь.

Затем появился Видаль.

– Ну как он, сэр? – спросил Дайер, когда тот вошел в холл.

– Да неважно… Травма довольно серьезная. Как вам это нравится, Бердн? В Бостоне небось такого не увидишь?

Я стоял молча, мое горло стискивала ненависть к нему. Видаль повернулся к Дайеру: