Поверить Кассандре

Действительно, стоило путникам приблизиться, как от светящейся цепочки отделился один огонёк, на поверку оказавшийся фонарём в руке жандармского поручика.

– Приветствую, ваше экселенство! – низким голосом пророкотал жандарм, раболепно кланяясь Великому Мастеру. – Цыганов моё фамилие-с, имею удовольствие состоять Помощником при его достопочтенстве Неизвестном Покровителе-с.

Великий Мастер презрительно вскинул бровь, но, вспомнив, что пребывает в стране, где чинопочитание служит основой взаимоотношений между людьми, а преклонение перед иностранцами и вовсе в крови у местного населения, счёл возможным одарить поручика благосклонным кивком.

Воодушевлённый, тот гаркнул в темноту нечто ругательное, цепочка фонарей поспешно раздалась в стороны, открывая широкий проход, в который и направились Мастер с Каганом. Помощник же Цыганов засеменил с фонарём впереди. То и дело он начинал пятиться задом и, светя под ноги идущим, приговаривал что-то вроде этакого:

– Ваше экселенство! Соблаговолите поосторожничать – здесь, изволите ли видеть, слякотно-с!

Вскоре поднялись на пологую горку, освещенную многочисленными факелами. На самой вершине различался легко узнаваемый силуэт виселицы. Неподалёку собралась изрядная публика – человек никак не менее тридцати.

– Представители черносотенских организаций, – шепнул Каган на ухо Мастеру.

Тот удивлённо уставился на собеседника.

– Дмитрий Богров – еврей, – пояснил Каган. – То, что покушение на премьер-министра совершил именно еврей, многих в России повергло в ярость. Поэтому власти решили допустить на казнь наиболее рьяных националистов – так сказать, для успокоения общественного мнения. Да-да, взгляды этих людей столь дремучи, что понятие интернационализма, а равно его сила, им совершенно неведомы.

Мастер кивнул, выразив таким манером удовлетворение то ли полученным объяснением, то ли состоянием взглядов местного общества.

Под виселицей усердствовал палач.

– Что за человек, достаточно ли надёжен? – указав на него, поинтересовался Мастер.

– Душегуб-душитель из приговорённых каторжан, – пожал плечами Каган. – Опыта в подобных делах ему не занимать.

– Не извольте беспокоиться, ваше экселенство, человек выполнит свою работу наилучшим образом-с, для того ему кое-что обещано, – скороговоркой добавил Цыганов.

Движения палача, которыми тот вязал петлю – ловкие, спорые – не оставляли сомнений относительно данной ему рекомендации, и Великий Мастер отвернулся в другую сторону.

Время тянулось медленно, неприятный ночной холодок пробирал до самых костей. Великий Мастер пришёл к неутешительному выводу, что нынешняя промозглая ночь в будущем непременно ещё напомнит о себе тем изнуряющим сухим кашлем, что время от времени терзал его лёгкие, и который (к чему скрывать!) так его, врача по образованию, пугал. Но также не подлежала сомнению необходимость личного присутствия главы Ордена в этом гиблом месте в столь поздний час. Присутствия, коему предшествовали утомительный путь из Парижа и тайное пересечение границы. Сколь ни расторопны Каган с Покровителем, но последнюю точку в длинном и сложном деле надлежит поставить именно ему, Мастеру – и никому другому! Подручным можно доверять промежуточные этапы, но не конечный.

Наконец со стороны крепостного каземата показалась небольшая процессия. Впереди вышагивал жандармский подполковник, очевидно, командующий экзекуцией, а с ним – два судебных чиновника. Следом, в плотном окружении солдат – приговорённый со скованными за спиной руками. Одет Багров был в сильно потрёпанную фрачную пару. Манишка отсутствовала, что открывало взорам присутствующих обнажённые шею и грудь. Лицо носило следы застарелых побоев. Рядом с осуждённым шествовал раввин.

При виде убийцы-террориста представители общественности разразились проклятиями, однако Богров и бровью не повёл – остановившись, где указали, спокойно принялся ожидать своей участи.

Мужество, с каким держался этот человек на краю могилы, повергло черносотенцев в ещё большее бешенство, нежели то, в котором они пребывали до сих пор. Следуя приказанию Цыганова, жандармское оцепление сомкнуло ряды, надёжно отгородив осуждённого от толпы – во избежание эксцессов.

– Экзекутор, делай своё дело! – крикнул жандармский подполковник. Присутствующие встретили эту команду одобрительными возгласами.

Палач неспешно взял в руки белый холщовый мешок, развернул и приглашающе кивнул Богрову. Тот с надеждой глянул в глаза жандармскому подполковнику, а затем, твёрдо отстранив приникшего вплотную раввина, взошел на табурет и склонил голову, на которую тотчас же надели мешок, а следом – петлю. Проверив, свободно ли скользит верёвка, палач поддержал за локоть утратившего на миг равновесие Богрова.

– Гляди-ка, под локоток взял…, чисто барышню в экипаж подсаживает! – крикнул кто-то из толпы, на что тут же последовал единодушный взрыв хохота.

– Эй, палач, ты бы эту гадину ещё «Ниамой[5]» побрызгал, чтобы не так воняла, когда в петле обосрётся! – все не унимался тот же весёлый голос из толпы.

Зато другой – грубый и яростный – взревел с неприкрытой угрозой: