Поверить Кассандре

«Странно, картина складывается вполне определённая: вот тут Верочке сделалось дурно, и она упала…, нет, пожалуй, не упала, а мягко опустилась на пол – иначе фикус так легко бы не отделался… Потом прибежали другие гости и, кто-то неуклюжий, видимо, Фёдор Щербатский, запнулся о кадку… Он и унес на руках Веру… Да, он и унёс. Но где же, в таком случае, записка?! Выходит, подобрали, раз нет нигде? Вряд ли: во-первых, не до того было – все вокруг Веры хлопотали, а во-вторых, уже обмолвились бы, чай, не целковый, чтобы в ком-то пробудить воровской соблазн. Значит, здесь она, эта дурацкая цидулка! Или нет? Всё, хватит тратить время на поиски, а лучше всё же спросить у гостей…»

Сергей Ефимович осознал, что в прямом и фигуральном смысле глупо топчется на месте, что привело его в некоторое раздражение.

«Как она сказала – птичье торжище? Ох, уж эта Вера с её воспалённым воображением и любовью к разным выспренним словечкам. Помнится, даже один из ранних своих романов так и назвала – «Торжище брака», совершенно не подозревая, что словечко сие из воровского лексикона и означает, ни много, ни мало – вещевой мешок.

Дойдя до крайней степени раздражения, Крыжановский окончательно решил прекратить поиски.

– Шут с ней, с запиской! – объявил он своё решение Тромбону. – Но, коль уж пришёл, хоть накормлю вас, горемык сердешных, и то дело!

Какаду внимательно посмотрел одним глазом и произнёс:

– Кушать подано!

Сергей Ефимович, усмехнувшись, раскрыл мешочек с кукурузным зерном. Внутри рука сразу нащупала скомканный листок бумаги. «Верина записка! Всё, как и говорилось – где птичье торжище, там и она, записка. Да, сей выкрутас иначе, как сомнамбулическом трансом, не объяснить».

– Кушать подано! – вежливо напомнил хозяину об обещании Тромбон.

– Повремени, любезный друг! – бросил Сергей Ефимович, а сам с несвойственной себе нетерпеливой поспешностью развернул скомканный листок. Выведенная знакомым нервным почерком по-французски надпись гласила:

«Восторжествует вскоре правосудие, невинной жертвою его падёт мыслитель. Могучий Гектор умер, как актёр на сцене, его убийцы – подлые ахейцы вновь ладят деревянного коня, и козни строят против самодержца, что, словно агнец, приготовлен для закланья. К их выгоде пророк фальшивый знаменья огненные деет в небесах. Но – ложь они! Правдиво лишь столетнее проклятье – всё кончено, и Илион[15] падёт…».

– Сомнамбулизм, однако! – поскучнев от прочитанного, пожаловался попугаю Сергей Ефимович. – А я ведь, грешным делом, решил, будто найду нечто важное касательно моей персоны. Ох, уж эта Вера!

– Что с вами, барыня?! – немедля согласился пернатый собеседник.

– Правильная мысль, любезный друг, выкрутасничать наша барыня изволит, вот что! Привыкла в своих романах нагонять грошовой таинственности, так сказать, разжигать любопытство у людей, чтобы те, позабыв всё на свете, увлекались сверх меры и продолжали читать, пока глаза на лоб не вылезут. А нынче и в насущной жизни пытается сотворить то же самое – мол, извольте, дорогой братец Сергей Ефимович, забросить государственные дела и заниматься исключительно трактовкой туманного и вздорного пророчества. Не дождётесь, госпожа сочинительница, не на того напали!

Эту пылкую речь Тромбон встретил с должным восторгом – нагнул голову и захлопал крыльями.

Сергей Ефимович без сожаления сложил вчетверо пресловутую записку и сунул в портмоне – когда Вера Ивановна окончательно придёт в ум, пусть объясняет смысл написанного.

На том и порешив, он неспешно покормил птиц и поднялся в кабинет работать над «Законоположением». Углубившись в размышления, Крыжановский не сразу заметил, что в помещении он уже не один. Лишь подойдя к столу, обратил внимание на человека с пистолетом в руке.

– Как вы сюда попали, милейший? – опешив, воскликнул его превосходительство.

– Уж, поверьте, не через главный вход, – слегка картавя, заявил незнакомец. – Сподручнее вышло через чёрный: старик с лакейскими бакенбардами так спешил куда-то, что позабыл запереть дверь.

«Знакомая физиономия, где я мог её видеть? – подумал Сергей Ефимович –Высокий лоб с залысинами, редкая бородёнка и горящие пылом глаза… Это не грабитель: можно предположить, что вернулся и решил свести счёты один из бывших подопечных, коих моими стараниями немало ушло кандальным трактом в Читу».

– И что вам угодно? – высокомерно вздёрнув подбородок, поинтересовался Крыжановский

– Народ вынес вам смертный приговор, который я уполномочен исполнить! – зло процедил незнакомец. – Да свершится правосудие!

– А-а, террорист! – просветлел лицом Сергей Ефимович, внезапно поняв, кого ему напоминает незваный гость. Центрального персонажа с картины Ильи Репина «Не ждали» – вот кого!

«Картине четверть века, значит, сей субчик никак не мог служить Илье Ефимовичу натурщиком, слишком молод… Верно, лицо другое, но типаж – тот же! Но как тонко гениальный художник в своё время схватил натуру подобных людишек!»