Поверитель мер и весов

Златоградский округ располагался в дальневосточной части монархии. Прежде в нем уже работал один нерадивый поверитель стандартов, и для всех тамошних жителей давным-давно существовал всего один-единственный способ измерения и взвешивания, хотя пожилые люди еще помнили, что вообще-то есть такие вещи, как измерительные ленты и гири. Любые ткани измерялись просто руками. Все на свете знали, что мужская рука от кулака до локтя — это мера в один локоть. Ни больше и ни меньше. А еще все на свете знали, что серебряный подсвечник весит один фунт и двадцать граммов, а латунный — примерно два фунта. Да, в тех краях было много людей, нисколько не ориентировавшихся в определении размера и веса. Они взвешивали руками, а измеряли на глазок.

Для поверителя стандартов, представляющего государственные интересы, это место нельзя было назвать выгодным. Так вот, до прибытия артиллериста Анзельма Айбеншюца в Златоградском округе был другой поверитель. Но что это был за поверитель! Старый, слабовольный выпивоха, никогда не проверявший измерительные ленты и гири ни в Златограде, ни тем более в примыкающих к нему селах и хуторах. Поэтому, когда он умер, ему и были устроены чрезвычайно пышные похороны. За его гробом шло все то купечество, которое обвешивало, торговало серебряными и латунными подсвечниками, мерило локтями. Шли и многие другие, кто без всякой корысти, исключительно из принципа горько оплакивал умершего, едва ли что-то скопившего за свою жизнь поверителя стандартов. Так было потому, что жители этого района рассматривали всех, кто непреклонно защищал законы, справедливость и государство, как своих закоренелых врагов. Соблюдение предписанных в торговле мер вряд ли было делом их совести.

Но что значило прибытие нового, добросовестного поверителя стандартов?! Недоверие, с которым Анзельма Айбеншюца приняли в Златограде, было столь же велико, как скорбь по старому, умершему поверителю. С первого взгляда было видно, что это не старый, не безвольный, не пьющий, а наоборот, — статный, сильный, порядочный человек. И прежде всего — излишне честный.

3

Вот при таких неблагоприятных обстоятельствах Анзельм Айбеншюц приступил к своим новым обязанностям в Златоградском округе. Он появился там весной, в один из последних мартовских дней. В это время в его боснийском гарнизоне уже повсюду мелькали пугливые белки, начал цвести ракитник, на лужайках заливались дрозды, а в воздухе выводили трели жаворонки. Когда же он прибыл в северный Златоград, на улицах еще лежал внушительный слой белого снега, а с карнизов домов свисали острые сосульки. Первые дни Айбеншюц ходил как оглушенный. Он понимал язык этой местности, но дело-то было не в понимании людей. Речь шла о понимании самой земли, а ее язык был устрашающим: снег, темень, холод и сосульки. И это несмотря на то, что в календаре уже значилась весна и в лесах Сиполья, где находился боснийский гарнизон, уже давно цвели фиалки. Но здесь, в Златограде, на голых ивах и каштанах можно было увидеть только каркающих ворон. Они висели на обнаженных ветках и походили не на птиц, а на какие-то крылатые плоды.

По толстому, тяжелому, доселе покрывавшему маленькую речушку Штруминку льду весело скользили дети, и от их веселья Айбеншюц становился еще печальнее.

Однажды, когда на церковной колокольне еще не пробили полночь, Айбеншюц неожиданно услышал сильный треск тронувшегося льда. И хотя, как было сказано, стояла ночь, с начавших разом таять сосулек на деревянные тротуары стали срываться тяжелые капли. Это были проделки нежного, свежего южного ветра — ночного брата солнца.

Во всех домишках открылись ставни, в окнах показались люди, и многие вышли на улицу. Сияющее светло-синее небо было усыпано вечными, холодными, великолепными золотыми и серебряными звездами; казалось, они со своей высоты тоже прислушиваются к этому треску и грохоту. Поспешно одевшись, как это бывает только при пожаре, горожане потянулись к реке и, стоя на обоих берегах с факелами и фонариками, наблюдали за раскалывающимся льдом и просыпающейся после зимнего сна рекой. Некоторые в порыве детской радости суетливо прыгали на плавающие огромные льдины, размахивая фонариками, приветствовали оставшихся на берегу и через какое-то время снова спрыгивали на берег. Все были безрассудны и взбалмошны. Первый раз с момента своего приезда поверитель стандартов разговаривал то с одним, то с другим местным жителем, и все они спрашивали, откуда он и что намеревается здесь делать. Довольный, приветливый, он отвечал на все вопросы и всю ночь бодрствовал вместе с обитателями городка. Утром, когда грохот льдин затих, он вернулся домой и вновь почувствовал себя одиноким.