Спала Уинтер плохо, то и дело просыпаясь. В новом доме было слишком тихо без Ронни, которая на ночь осталась у соседей. Теперь, когда они жили вдвоем, Уинтер оставляла двери спален открытыми, чтобы по ночам прислушиваться к дыханию дочери. В ее спальне было жарко и душно, и раздраженная Уинтер в полудреме отбросила покрывало. Кожа у нее горела, хотя ее тело покрывал пот. Она привыкла к тревожному сну на ночных дежурствах, когда каждая ночь была похожа на эту, но дома Уинтер обычно спала как убитая. Сейчас же она не могла остановить непрекращающийся поток мыслей. В ее голове непрестанно прокручивалась каждая минута вечера, и Уинтер снова и снова вспоминала, как они с Пирс слились в страстном поцелуе. Каждый раз при этом воспоминании Уинтер охватывало возбуждение, ее бедра самопроизвольно сжимались, а мышцы на животе скручивались от неудовлетворенного желания.
В пять утра она, наконец, поднялась с постели, приняла душ и пошла на соседскую половину дома. Уинтер тихонечко поднялась по лестнице в комнату Уинстона, где обычно спала Ронни, когда оставалась ночевать у Кена и Мины. Заглянув в детскую, Уинтер увидела знакомую картину: Ронни уже проснулась и оживленно беседовала с плюшевым кроликом. Уинстон, очевидно, уже привыкший к этим утренним монологам, продолжал спать. Аккуратно ступая между игрушек, Уинтер подошла к кроваткам, взяла Ронни на руки и на цыпочках вышла из комнаты. Она оставила записку для Мины на кухне. По пути на свою половину Уинтер спросила у дочки:
– Хочешь, мы с тобой позавтракаем в кафе, солнышко?
Ронни с кроликом ответили, что это отличная идея. Через полчаса Уинтер усадила умытую и одетую дочку, прихватившую с собой кролика, в детское кресло на заднем сидении своего «вольво-универсала» и поехала в «Мелроуз дайнер» в Южной Филадельфии. Кафе работало круглосуточно и без выходных и как нельзя лучше подходило для того, чтобы перекусить и заодно поразмыслить. Однако когда спустя полтора часа они с Ронни вернулись домой, в голове у Уинтер не прояснилось, хотя ее желудок был полон.
Уинтер устроила дочку на кровати с ее любимыми игрушками и книжками, а сама прилегла рядом с газетой. Чтение было лишь видимостью, потому что Уинтер ни на чем не могла сосредоточиться. К счастью, с Ронни не нужно было поддерживать сосредоточенную беседу. Когда зазвонил ее сотовый телефон, Уинтер судорожно его схватила и, увидев, что это Мина, постаралась сдержать разочарование в голосе.
– Привет, Мина.
– Так это
Уинтер не могла не улыбнуться от этих слов.
– Да, это я. Хотите узнать условия выкупа?
– Конечно. Сколько ты мне заплатишь, чтобы я забрала ее обратно?
– Кажется, всех моих денег не хватит, – в этот момент Ронни забралась к Уинтер на колени и закрыла глазки. – Впрочем, сейчас она настоящий ангел. Может, мы с тобой и договоримся.
– Должно быть, она спит.
– Как ты догадалась, – Уинтер уткнулась в макушку Ронни, наслаждаясь запахом шампуня «Джонсонс бейби» и детской невинности.
– Почему вы не позавтракали с нами?
– Было еще слишком рано, мы бы перебудили весь дом.
– Вы поели?
– Да, съездили в «Мелроуз».
На другом конце повисло молчание.
– Значит, вы завтракали в «Мелроуз», и это субботним утром, – произнесла, наконец, Мина.
– Ага.
– Что-нибудь случилось, о чем я еще не знаю?
– И как это тебе удается? – Уинтер закрыла глаза и погладила дочку по мягким волосам.
– Врачи, особенно хирурги и анестезиологи, – люди привычки. У вас есть устоявшиеся реакции на стресс. Кен, например, ест мороженое ведрами и забывает про секс, а ты ездишь в «Мелроуз» и сидишь там в тяжких раздумьях.
– Кен и впрямь забывает про секс?
– Уложи Ронни, я сейчас приду.
Уинтер заваривала чай, когда Мина пришла к ней на кухню. Обернувшись через плечо, Уинтер спросила:
– Тебе сделать тосты?
– Нет, спасибо. Давай рассказывай, что стряслось, и не ходи вокруг да около.
– Мы пошли на концерт, – начала Уинтер, неся две кружки с чаем к столу. – Это, конечно, было что-то, там был такой разгул страстей. Не знаю, то ли место на меня так подействовало, то ли музыка, то ли то, что я уже сто лет не ходила на свидание, но я… – Уинтер запнулась и посмотрела на Мину.
Мина молча отпила из чашки.
– Мне было так хорошо, что я немного потеряла голову. Она обняла меня сзади – и каждый нерв в моем теле зажегся, словно бикфордов шнур. – Уинтер улыбнулась, вспоминая свои ощущения: в тот миг она чувствовала себя живой как никогда. – Я повернулась к ней и поцеловала. Я никак не могла ею насытиться. – Уинтер вдруг умолкла, поняв, что не узнает саму себя. В полном смущении она встретилась взглядом с Миной – та смотрела на нее с теплотой. – Мне кажется, я напугала ее до смерти. Она в спешке ушла, и с тех пор мы с ней не разговаривали.
– А ты сама испугалась?
– Испугалась? – Уинтер словно попробовала это слово на вкус и покачала головой. – Нет, я не испугалась, я даже не смутилась. Я просто… сильно ее хотела.