Поверженный ангел<br />(Исторический роман)

— Я понимаю тебя, Сандро, — уже гораздо мягче проговорил синьор Николайо. — Тебе жаль сестру, в этом нет ничего удивительного. В твоем возрасте это вполне естественно. Но, в то время как ты думаешь о сестре, о ее слезах, я думаю о Флоренции, о благополучии государства. В политике нет места родственным чувствам, запомни это.

«Знал бы ты, какие у меня чувства!..» — усмехнувшись про себя, подумал синьор Алессандро.

— А теперь давай-ка лучше доиграем партию — и за стол, — обычным своим тоном продолжал синьор Николайо. — Ужин небось нас заждался…

— Я проиграл, — сказал синьор Алессандро, роняя на бок своего короля, и встал с кресла.

Глава вторая из которой читатель узнает, почему синьору Алессандро полюбился дом нелюбимой сестры

На следующее утро синьор Алессандро встал поздно, разбитый и злой. Он сел на кровати, спустив на пол босые ноги, подпер кулаками колючие, небритые щеки и погрузился в раздумье. Как же теперь быть, как избавиться от ненавистного Чекко? Будь отец посговорчивее, завтра на рассвете все бы уже уладилось без всяких хлопот с его стороны — Чекко навсегда бы исчез, и никому не пришло бы в голову заподозрить, что он, Алессандро Альбицци, причастен к этому делу. Скажи он вчера всю правду, отец, может быть, и внял бы его просьбе, но в том-то и беда, что он никому не посмел бы назвать вслух ту единственную причину, из-за которой жаждет гибели сиенца.

Все началось незадолго до смерти Симоны. Если бы он знал наперед, что женитьба на хилой, болезненной Симоне Сеньино обернется для него столькими хлопотами и переживаниями, что привольная, веселая доселе жизнь станет унылой, как октябрьское небо, он, верно, не захотел бы богатого приданого, что принесла ему жена, и, может быть, даже посмел бы ослушаться отца. Но в то время он был как в чаду. Все было для него внове, заманчиво и виделось в радужном свете. Ко дню свадьбы отец отстроил ему дом, передал мастерскую и выделил капитал, который сразу чуть ли не удвоился благодаря приданому жены. Он вступил в цех Ланы и с головой ушел в дела мастерской — вникал во все мелочи, дрожал над каждой лирой и через год мог уже похвастаться солидной прибылью. Но если дела мастерской шли в гору, то дома у него с каждым днем становилось все тоскливее. Жена не любила его, к тому же, одолеваемая бесчисленными хворями, неделями не вставала с постели, так что, живя под одной крышей, они виделись не часто и, вместо того чтобы сближаться, все больше отдалялись друг от друга. Чтобы не видеть ее исхудавшего лица и бледной, виноватой улыбки, он все чаще стал уходить из дому, допоздна засиживался у отца или у кого-либо из его друзей, почтенных шерстяников, пировал с холостыми приятелями, а однажды на какой-то праздник даже заглянул к сестре, которую не любил с самого детства. Впрочем, дома ее никто не любил, кроме старой няньки.

Она была в семье третьей дочерью, и само появление ее на свет вызвало всеобщую досаду. Все ждали мальчика, и вдруг… Синьор Николайо не пожелал даже пойти взглянуть на новорожденную. С младенчества ощущая к себе всеобщую неприязнь, девочка росла замкнутой и угрюмой, а всем казалось, что она злая и себялюбивая. К тому же она была на редкость некрасива, и с годами этот недостаток не только не сглаживался, но, напротив, становился все заметнее. Когда подошло время выдавать ее замуж, оказалось, что нет ни одного претендента на ее руку. Год проходил за годом, а женихов не появлялось, тем более что весьма скромное приданое, выделенное ей отцом, ни в коей мере не могло заставить хотя бы одного из них забыть о ее непривлекательной внешности. Одному богу известно, сколько слез пролила она, как мучилась и страдала, каждодневно ощущая себя чужой в своей собственной семье, никому на свете не нужной дурнушкой.

Однажды в церкви, когда она горячо молилась перед изображением пресвятой девы, ее случайно увидел Дуранте Арсоли. Какая-то неземная одухотворенность, озарившая некрасивое, залитое слезами лицо девушки, чистота и искренность, светившиеся в ее широко раскрытых глазах, с мольбой обращенных к лику богоматери, благородство и удивительная женственность, которые сквозили в каждом ее движении, захватили его воображение, и он ушел из церкви с неодолимым желанием увидеть вновь это удивительное существо. Нечего и говорить, что сватовство молодого человека, привлекательного на вид и принадлежавшего к тому же к древнему роду, было более чем благосклонно принято родителями невесты. Сыграли скромную свадьбу, и счастливый Дуранте ввел молодую жену в свой старый дом на веселой и шумной Гибеллинской улице.