Поверженный ангел(Исторический роман)

В тот майский вечер, с которого начинается наше повествование, она как раз ходила с одной из таких записок, переданных ей стариком из нижней камеры. Однако на сей раз ее постигло разочарование. По данному адресу жили уже совсем другие люди, от которых она узнала, что нужный ей человек по имени Андреа Вальдекки давно умер.

Неудача вконец испортила тетушке Камилле и без того неважное настроение. У нее было такое чувство, будто ее обманули, лишили чего-то уже ей принадлежащего, и поэтому она злилась на всё и на всех, даже на свою старую подругу Нуччу, которая, подобрав юбки, перебиралась сейчас через огромную лужу, образовавшуюся перед входом на мост Санта Тринита. Судя по тому, что ее башмаки были сплошь облеплены грязью, она шла к мосту напрямик, через площадь Фрескобальди, отличавшуюся от всех флорентийских площадей тем, что даже после маленького дождя покрывалась слоем липкой грязи, а при таком ливне превратилась, верно, в настоящее болото. «Эк выгваздалась!» — с неодобрением подумала Камилла и совсем было решила сделать вид, что не заметила подругу, даже стала смотреть в другую сторону, но в конце концов, чувствуя, что не успокоится, пока не узнает, куда это Нучча мчится в самый дождь, первая окликнула ее и предложила присесть рядом.

— Куда это ты летишь? Хоть бы погоду переждала, — хмуро проговорила Камилла.

— Куда, известно куда — по дочкиному делу, — отжимая подол, отозвалась Нучча. — Фьора говорит, беги, потому, мол, чувствую, край подходит.

— Ну? — удивилась прачка. — Что так рано?

— Вот и по нашим расчетам выходит — прежде времени. А Фьора свое: иди да иди. Ну, бог ее знает, может, и вправду…

— Боится, вот и гонит, — с неодобрением заметила Камилла. — Вчерашний день Леончино заходил, говорит, через неделю только за бабкой посылать.

Муж Фьоры, Леончино ди Франкино, был закадычным приятелем Микеле. В мастерской синьора Алессандро они сидели рядом и частенько после работы вместе закатывались в кабачок — «пропустить стаканчик с устатку».

Услышав о зяте, Нучча поджала губы. Это не ускользнуло от внимания прачки.

— Или неладно что? — спросила она.

— Не пойму я его, — ответила Нучча. — Первое время носился: Фьора, Фьора. А теперь будто и не рад, что дитя будет. Никакой заботы от него нет…

Камилла махнула рукой.

— Микеле тоже такой был, — сказала она. — И не подойдет, бывало, к люльке. А теперь души в дочке не чает.

Нучча вздохнула и промолчала.

— И к кому же ты ходила? — спросила прачка, чтобы переменить разговор.

— К Мануччоле, к кому же еще? — ответила Нучча. — Только ее дома нет. Говорят, она у Ченни. Вот к ним и иду.

— Ну, ступай, ступай… — зловеще промолвила Камилла и отвернулась.

— А что? — Нучча оставила свой подол и, раскрыв рот, испуганно уставилась на подругу.

— Дура ты набитая, вот что, — не поворачивая головы, ответила прачка. — Уж раз не понимаешь ни шиша в этом деле, так спроси у сведущих людей. А то бежит сломя голову…

— Так наставь, Христа ради! — взмолилась Нучча.

— Молва о ней, о твоей Мануччоле… — после некоторого молчания сказала Камилла. Безропотность подруги смягчила ее гнев, и она говорила уже не таким сварливым тоном. — Худо о ней говорят, хуже некуда. А надобно хорошую бабку найти, о которой бы добрая слава шла. Потому многие из них ведьмы…

— Господи Иисусе! — пробормотала Нучча. — Что же теперь делать?

— Что делать? Другую бабку искать, о которой, кроме доброго слова, ничего не услышишь. От людей-то ведь не спрячешься, люди всё видят, не беспокойся.

— Да где же ее такую найдешь так-то, вдруг?

— Найдешь. Если уж такое дело, я тебя сама к ней сведу.

— Господи, Камилла! Да за такую милость я тебе… не знаю что…

— Ладно, будет тебе… — благодушно пробормотала прачка. — Вон, кстати, и дождь кончился. Помоги-ка корзинки поднять, да и с богом. Тут недалеко. А на вид ее ты не обращай внимания, — продолжала Камилла, удобнее устраивая на плече толстый ремень. — Это ее от старости скрючило. Потому ее и прозвали Паучихой. Дело же свое она знает.

Глава вторая в которой Сальвестро Медичи получает два неприятных известия