Поверженный ангел(Исторический роман)

Ринальдо попытался было встать с земли в надежде оказать посильную помощь там, где, выбиваясь из сил, боролись с огнем, но сразу понял, что не сможет не только поднять ведро воды, но, пожалуй, даже и на ногах-то не устоит. «И надо же мне было так треснуться об эту чертову перекладину! — со вздохом подумал он. — Спаситель, нечего сказать! Самого спасать пришлось…» Неподалеку от того места, где он сидел, несколько женщин хлопотали вокруг Фьоры и ее ребенка. Потом кто-то крикнул: «Учитель идет!» Ринальдо повернул голову и увидел невысокого тщедушного старика с белоснежной бородой и такими же, только сильно поредевшими волосами, растрепавшимися от ветра и пронизанными солнцем. Сливаясь с бородой, они окружали его тонкое и все еще красивое лицо сияющим серебряным ореолом.

«Вот так штука! — с радостным изумлением подумал Ринальдо. — Ведь это же Гваспарре дель Рикко. Ишь, старичок! И ведь почти не изменился. Все такой же живой и поджарый. Сколько же ему теперь лет?..»

Когда-то они были соседями. До того, как отца Ринальдо по чьему-то подлому доносу казнили, семья Арсоли, и Рикко жили в одном переулке неподалеку от церкви Сант Амброджо. Гваспарре держал школу на Гибеллинской улице, где учил детей бедняков грамоте и счету, а в свободное время возился с ящерицами, мышами и разными мелкими тварями, пытаясь, по его словам, постигнуть суть и устройство живых и неживых тел. Он не делал тайны из своего увлечения и поплатился за это. Его обвинили в ереси, пытали, но он стойко перенес мучения и не признал за собой никакой вины. Тогда его упрятали в тюрьму, самую страшную в городе подземную тюрьму Стинке, и продержали там без малого пять лет. Однако, выйдя на волю, он как ни в чем не бывало снова набрал детей в свою старую школу на Гибеллинской улице и, как в былое время, просиживал ночи напролет, читая книги и производя свои таинственные опыты, о которых, впрочем, никому уже не говорил ни слова. Таков был человек, приближавшийся сейчас к толпе женщин, окружавших несчастную Фьору.

Став на колени перед циновкой, учитель прежде всего склонился над ребенком. Неожиданно движения его стали резкими, торопливыми. Быстро подняв у него распашонку, он приник ухом к его груди, долго-долго не поднимался, наконец медленно выпрямился, осторожно опустил рубашку и приказал одной из женщин унести его пока к себе домой.

— Как же помочь-то ему? — спросила она.

— Ему уже не поможешь, — ответил учитель.

— Боже милостивый, а мы-то!.. — всплеснув руками, воскликнула женщина и поспешно перекрестилась.

Остальные тоже стали креститься. Учитель между тем занялся Фьорой. Потребовав ковш воды, он смочил ей голову, брызнул в лицо, потом взял ее за руки и сделал несколько энергичных движений, какие делают, откачивая утопленников. Женщина вздохнула, открыла глаза. Смертельная бледность, покрывавшая ее щеки, сменилась легким румянцем, она что-то прошептала, наверное о ребенке, и попыталась сесть.

— Ну вот, — сказал учитель, с трудом, по-стариковски, поднимаясь с колен. — Теперь кто-нибудь отведите ее в дом, уложите в постель и потеплее укройте. Да приготовьте тазик, ее может тошнить.

— А не натереть ли ее гусиным салом? — робко спросила одна из женщин.

— Себя натирай, если такая умная! — сейчас же выходя из себя, крикнул учитель. — Делайте, что велено. — И, сердито вздернув бороду, направился к тем, кто тушил огонь.

Наконец огонь потушили, и Мео, чумазый, в мокрой рубахе, подошел к Ринальдо и помог ему подняться с земли.

— Не били еще терцу? — спросил юноша.

— Что ты, нет еще.

— Как пробьет терцу, мне надо быть во Дворце приоров.

— Ого! — с удивлением воскликнул Мео. — Вот где я никогда не был да и не побываю, наверно. Нашему брату ход туда заказан. Ну что ж, идем скорее к моему лекарю. Там и в порядок себя приведешь, а то в таком виде во дворец…

Ринальдо хотел сказать, что живет совсем рядом и мог бы получить помощь дома, но тотчас представил себе лукавую улыбку Марии, холодное удивление тетки, равнодушные вопросы об умершем ребенке и решил принять предложение Мео. Спустившись вниз по набережной до моста Каррайа, они прошли немного по Борго Оньи Санти, мимо красилен, расположившихся по обе стороны улицы, свернули на улицу Порчеллана, с нее — в узкий, извилистый переулок, ведущий к старой церкви Сан Паолино, и, наконец, на узкую дорожку, протоптанную вдоль церковной ограды, которая привела их в зеленый, поросший травой тупичок. Ринальдо никогда не предполагал, что во Флоренции, в самой гуще каменных улиц, могут существовать такие совсем сельские улочки. В тупичке стояло три одноэтажных, чисто выбеленных домика, разделенных деревьями и зарослями малины, два — друг против друга и один поодаль, в самой глубине тупика. К нему-то и повел Мео удивленного и немного растерянного Ринальдо.

Дверь была распахнута настежь. Возле чистого, в три ступеньки крыльца сидела, распустив крылья, большая пестрая курица, рядом с которой, тонко попискивая, бегало с дюжину желтых цыплят. Завидев чужих, курица квохнула и увела цыплят в сторонку. В доме никого не было.