Поверженный ангел

Некоторое время учитель молчал, насупившись, потом снял с полки пожелтевшую от времени рукопись и, прищурившись, спросил: «Слышали вы о Чуто Брандини, чесальщике из прихода Сан Пьеро Маджоре? Вот слушайте. — Он развернул рукопись и, держа ее на вытянутой руке, потому что под старость у него развилась дальнозоркость, стал читать: — „В день двадцать четвертый мая триста сорок пятого капитан Флоренции, а именно мессер Неччо из Губбио, схватил ночью Чуто Брандини, чесальщика, и двух его сыновей. Означенный Чуто, будучи человеком низкого происхождения, плохого поведения, образа жизни и дурной славы, помышлял обманом и хитростью, побуждаемый дьявольским духом, по внушению этого врага рода человеческого под предлогом дозволенного совершить недозволенное. Среди других преступных деяний, затеваемых им в городе, означенный Чуто устраивал тайные сборища, подговорил своих единомышленников, кои собирались неподалеку от Дворца приоров, в церкви Санта Кроче, и составили тайный заговор. Участниками этих противозаконных сборищ являлись чесальщики шерсти и другие наемные рабочие цеха Ланы из разных приходов Флоренции. Вместе со многими и многими другими он решил по собственному разумению образовать братство чесальщиков и других работающих в цехе Ланы в возможно большем количестве, дабы оно действовало в разных местах Флоренции и имело бы своих советников и глав… На указанных сборищах Чуто Брандини произносил подстрекательские речи и призывал установить между членами этого братства сбор доброхотных даяний и пожертвований… Когда означенному злоумышленнику зачитали приговор на итальянском языке, он подтвердил, что все это правда. Затем названный Чуто был повешен“».

Гваспарре дель Рикко отложил рукопись и, подняв брови, взглянул на сидевших напротив чесальщиков.

«Вот вам пример, дети мои, — тихо проговорил он. — Доведите до конца дело, ради которого этот честный и отважный человек пошел на эшафот. Образуйте свободное братство чесальщиков, трепальщиков, ткачей — словом, всех наемных рабочих цеха Ланы, разъясните им, что не месть и ненависть к тем, кто обирает и притесняет их, должны стать их помыслами. Убедите их, что они должны не мстить, а сражаться за справедливость. Я не знаю, какой путь вы изберете, знаю только, что никто, ни один из вас не должен запятнать себя грабежом, дабы никто и никогда не посмел назвать вас ворами и разбойниками, голодранцами, дорвавшимися до чужого добра».

Глава вторая о том, как по случаю прихода ночного гостя Ринальдо дают его одежду

— Просто голова кругом идет! — пробормотал Ринальдо, когда граф Аверардо вкратце рассказал ему то, что знал об июньских событиях.

— О, мой мальшик, я еще не гофориль тепе самого неопыкнофенного! — воскликнул немец. — На трукой день после того, как началась этта зафаруха, тфои трусья, Тампо, Конура, Сын Толстяка, сгофорились с цеховыми захватить тюрьму Стинке и выпустить на фолю фсех арестантов. Сам мессер Панцано, как узнал, отоприл: плагое тело. Я, гофорит, сам фас пофету! А потом… Фот черт! — внезапно вскричал он, встряхнув флягу и обнаружив, что она пуста. — То чего ше маленькие телают путильки!.. Оттон! Оттон!

Пока граф препирался со слугой, который, ссылаясь на строжайший приказ Эрмеллины, никак не соглашался заменить опустевшую флягу на новую, Ринально, обессиленный, откинулся на подушку, пытаясь разобраться в обрушившейся на него лавине новостей.

Итак, порядок, существовавший в коммуне все время, сколько он себя помнил, в один день рухнул и рассыпался, как замок из песка. Гвельфская партия, эта всесильная уния знатнейшего рыцарства Флоренции, подобно Самсону, за одну ночь лишилась всей своей мощи. Слывшие храбрейшими рыцари, словно зайцы, разбежались кто куда перед толпой почти безоружных ремесленников. Что принесут городу эти перемены? Куда, к какому берегу прибьют необузданные волны народного волнения его самого, ничтожную песчинку в безбрежном людском океане?

Два месяца назад, покидая беспокойный Париж, он вполне основательно рассчитывал занять во Флоренции какую-нибудь прибыльную и достаточно заметную должность, жениться на приличной девушке из хорошей семьи, обзавестись своим домом. И вот он на родине. И что же? Первая же должность, которой удостоила его коммуна, вместо награды принесла ему ножевую рану, едва не оказавшуюся смертельной. Его друзьями стали нищие оборванцы чесальщики, отверженные, бесправные, всеми презираемые чомпи. Место девицы из хорошей семьи заняла Эрмеллина, сестра нищего чесальщика, ученица невежественной знахарки. Его пристанищем стала жесткая постель авантюриста-немца, живущего на подачки мессера Панцано, поскольку, война кончилась и некого стало грабить. Единственный из его друзей, добившийся определенного положения в городе, мессер Панцано, сам выволок себя из числа добропорядочных горожан, став во главе городских низов и занявшись абсолютно незаконными деяниями вроде освобождения заключенных тюрьмы Стинке.