Поверженный разум

Чем были нацистский режим и советский тоталитаризм? Разве не страшной глупостью являлись эти тысячи помпезных парадов? А восхваление своей расы, своей нации, своей партии? А жажда власти, коллективное помрачение рассудка, жизнь в страхе, глубокомысленное резонерство, с которым подобные явления преподносились? Все это должно рассматриваться как ошибки разума. Нам нужен современный Пастер для того, чтобы изобрести вакцину против этого всепобеждающего бешенства. Нам нужна особая педагогика, которая научила бы наш разум бороться с убийственной слепотой или хотя бы не восхвалять ее. Это нелегко, потому как безумие рядится в разные одежды. Музиль, например, утверждает, что „жестокость есть одно из практических проявлений глупости“. И он прав, но он втихую примешивает в свое утверждение элементы морали. Наполеон считал: нужно применять силу, для того чтобы управлять нацией, потому что сила — единственный язык, который понимают животные, а „мы окружены животными“. Его метод был весьма успешен, и для огромного количества людей Наполеон — один из величайших умов в истории. Кто же прав, Музиль или почитатели Наполеона?

В этой книге я свергаю разум с его платонического трона, восседая на котором он был поглощен лишь самим собою, математическими построениями или плетением затейливого кружева картезианских рассуждений. Я низвергаю его в пучину обыденности, заставляю пуститься в путешествие по лабиринту человеческого сердца и заняться решением практических задач. Ведь великая цель разума — это то, что мы называет счастьем, а раз так, то любая его неудача ведет к страданию. Печально и трагично сознавать, что часто обстоятельства, жизненный опыт ограничивают ресурсы разума, его способность противостоять жизненным трудностям. Тогда можно говорить об объективном поражении, а его жертвой, конечно, является тот, кто за него не ответствен. Ребенок, который с детства впитал в себя ненависть, будет всю жизнь страдать от внутреннего разлада. Это поврежденный разум.

Часто бывает сложно разделить поврежденный разум и разум, совершивший ошибку, потому что и тот и другой приводят к одинаково печальным результатам. Речь идет о сложных явлениях, которым трудно дать определение. Возьмем пример Франца Кафки. Он всегда считал себя несчастным, потерпевшим жизненное поражение, но не из-за отсутствия литературного признания, а от того, насколько трудно ему было жить. Иногда он пишет об этом поражении как о „судьбе“, а иногда — как о „преднамеренной цели“. „Я стремился к тому, чтобы продолжать свое существование, не испытывая дискомфорта“. Он был жертвой своей невероятной уязвимости, которая заставила его написать: „На трости Бальзака было начертано: „Я ломаю все преграды“. На моей: „Все преграды ломают меня“. Откуда эта хрупкость? Можно ли было избежать ее? Нужно ли было избегать ее? Задам более каверзный вопрос: а мы хотели бы, чтобы он от нее не страдал?

Признаюсь, я не люблю поражений. Я считаю, что увлечение метафизикой разрушения, провала, несчастья было одной из болезней периода постромантизма. Увлечение созерцанием неудач разума, которые по возможности должны происходить не в моей голове, — вершина лицемерия. Фантазии де Сада очень увлекательны, если их читать, но не проживать. Превращение таких явлений, как деградация, разрушение, ужас, жестокость, абсурд в объекты эстетики неизбежно, но приводит к подмене понятий. Это отдаляет искусство от жизни. Скандал поднялся вокруг утверждения Джорджа Стайнера[2] о том, что культура не делает людей лучше, потому что оно правдиво. Очень жаль.

Приняться за изучение такой сложной темы меня сподвигнул мой оптимизм педагога. Я считаю, что разум может одержать победу, и было бы очень хорошо, если бы это произошло. По моему мнению, у нас нет другого выхода. Цель этой книги — помочь борьбе с человеческой уязвимостью.

I. Злоключения разума

1

Эта история потрясла юридическое сообщество Соединенных Штатов. Сол Уочтер, верховный судья штата Нью-Йорк и председатель апелляционной комиссии, весьма уважаемый коллегами за разумность своих решений по вопросам, связанным со свободой слова, гражданскими правами или случаями эвтаназии, был признан виновным в тяжком преступлении и заключен в федеральную тюрьму. А оказался он там вот почему. Любовница покинула его, и судья Уочтер в течение тринадцати месяцев атаковал женщину бранными письмами и телефонными звонками, в которых непристойные оскорбления перемежались угрозами похитить ее дочь. Мы сталкиваемся с примером жизненного парадокса: умный человек перечеркивает всю свою достойную жизнь совершенно нелепым поведением.