Поверженный разум

Все мы одновременно судьи и подсудимые, и если свод законов, который использует судья, оказывается несправедливым, если этот властный голос — надо заметить, совершенно необходимый — несправедлив по причине своей безнравственности или жестокости, ущерб, нанесенный языку, будет глубоким и болезненным. Голос сознания, который нас стыдит, обвиняет, одергивает, может превратиться в автономный модуль, не способный воспринять какой бы то ни было аргумент или саму очевидность. Одним словом, деструктивный.

Я изучил некоторые ошибки нашей внутренней речи. Внутренняя речь терпит неудачу, когда она не способна управлять поведением или когда подчиняется экспрессивным модулям, возникшим на основе верований, чувств, давления общества, — косным, замкнутым на самих себя, которые, если дорываются до власти, творят бесчисленные несчастья. Распространение автоматических навыков и сдача позиций свободолюбивыми силами — то есть исполнительным разумом — объясняют эти ошибки, как и все остальные тоже. Разум находится в зависимости от бессвязного многоголосия. Индусские мудрецы, создавшие йогу, старались выработать технику, способную заглушить эти кичливые голоса. Они верили, что наблюдать за миром можно лишь в состоянии полного покоя и отрешенности. Как сказал Сан Хуан де ла Крус[39]: „…И упокоился мой дом“.

6

А теперь я коснусь некоего речевого механизма, обладающего особым влиянием. Обычно мы живем и параллельно комментируем для себя самих то, что проживаем. Эта хроника прочно зависит от состояния души и личностного восприятия, которые являются великими источниками смыслов. Ранимая личность станет непременно сопровождать все события обидчивым комментарием. Поэт — поэтическим комментарием. Мы комментаторы самих себя и из этих комментариев иногда черпаем силы, а иногда комментарии сокрушают нас. Любая школа психиатрии была бы очень заинтересована в том особом резюме, которое мы составляем для себя самих, потому что все это может оказаться пожизненным бременем. Отдельные люди воспримут любое событие как поражение, или опасность, или преступление. Слишком разговорчивый вычислительный разум может оказаться невыносимым.

Некоторые комментарии способны вмешиваться в реальный разговор в качестве подспудной его части, которая дублирует его, как если бы два человека говорили между собой и в то же время каждый из двух других потихоньку произносил свой монолог. И в итоге понять что-либо становится совершенно невозможно.

Вот один пример, который я позаимствовал у Аарона Бека:

Лаура. Ты останешься дома этой ночью? Думаю, у меня грипп.

Фред. Я договорился зайти к Джо (товарищу по работе).

Лаура. (Если он не окажет мне эту маленькую любезность, как можно будет рассчитывать на него, когда у меня будет более серьезная проблема?) Ты никогда не хочешь остаться дома; а ведь я очень редко прошу тебя о чем-то.

Фред. (Если она так настаивает на том, чтобы я был дома из-за какой-то ерунды, что произойдет, когда случится нечто действительно важное, например когда у нас будут дети? Это абсолютно неразумно. Если я должен буду подчиняться любому ее желанию, я не смогу дышать.) Мне жаль, но я и вправду должен идти.

Лаура. (Я не могу доверять ему. Пока не поздно, надо освободиться от этой обузы и найти кого-нибудь, кому можно доверять). Ступай, если хочешь идти. Я найду кого-нибудь, кто останется со мной.

Такая игра в „прятки“ и есть серьезная ошибка.

7

Предыдущий пример ввел нас в особого рода ситуацию — любовную, — которая меня особенно интересует. Предполагается, что в таком случае общение должно быть более легким, но в действительности это источник самого болезненного непонимания. Я расскажу о четырех типах ошибок: умалчивании, подчинении речевому автоматизму, недопонимании и следовании гендерным стереотипам.