Поверженый король

— Я думал, ты испугаешься и не приедешь на встречу. Ведь вы все трусы и маменькины сынки, которым захотелось поиграть с нами в войну. Ты знаешь, Аникин, за мной стоят воры, а это большая сила. Я знаю, что ты рассчитывал на помощь Лобова из Елабуги, но произошёл облом, его закрыли менты. Ребята из Челнов отказались тебя поддержать, и теперь ты просто — нуль.

Аникин стоял и молчал, подсчитывая бойцов Хомича. Силы были неравны. В этот раз Хомич собрал человек на тридцать больше, чем было людей у Аникина. Но у него было то, чего не было у Хомича. У него были автоматы, а люди Хомича имели лишь несколько обрезов. Это превосходство придавало ему чувство уверенности, и он назвал Хомича самым обидным словом для осуждённых, а именно — педерастом.

По указанию Хомича его люди бросились на людей Аникина. Однако автоматные очереди сразу же охладили их пыл. Выхватив из-за пазухи обрезы, люди Хомича открыли ответный огонь, стараясь подстрелить Аникина. Завязалась перестрелка.

Мужчина, проживавший в одной из квартир многоквартирного дома, проснувшись от выстрелов, выглянул из окна на улицу, но тут же был сражён шальной пулей, угодившей ему в голову. Прибывшая на место перестрелки милиция, кроме стреляных гильз, не обнаружила ничего существенного. В течение целого часа в разных уголках города хаотично возникали перестрелки. В больницы города стали поступать раненые, с каждым часом их становилось всё больше и больше.

* * *

Утром Костин срочно собрал оперативное совещание. Я сидел на стуле в сторонке от начальников управлений и внимательно слушал, о чём говорил Костин. Всё, о чём он говорил, было уже давно известно, не только мне одному, но и всем руководителям оперативных служб.

Как всегда, речь Костина закончилась на минорной ноте. Опять я слышал, что мы прозевали развитие этих событий, опять кого-то винили, снова, уже в который раз, сетовали на плохие оперативные позиции. Вдруг Костин остановился и посмотрел на меня. Через секунду я понял, что на меня смотрит не только он один, но и все руководители оперативных служб.

— Вы что, Абрамов, ухмыляетесь? — произнёс он. — Может, я здесь рассказываю сказки или анекдоты?

— Извините меня, пожалуйста, товарищ заместитель министра, — сказал я, вставая со стула. — Мне кажется, что сейчас всё валить на территориальные органы просто бесполезно. С чем мы сталкиваемся в последнее время — с открытой демонстрацией силы и мощи организованных преступных группировок. В структуре МВД имеется специальное подразделение по борьбе с подобными проявлениями, однако то ли Вы плохо требуете с них, то ли они так плохо работают, но при такой организации работы подобные проявления просто неизбежны.

— Это ты кого учить собрался? — грозно спросил Костин. — Меня? Да я больше двадцати пяти лет на оперативной работе.

— Извините, но Вы меня неправильно поняли. Я просто хотел обратить Ваше внимание на процессы в преступной среде. О том, что там назревает нарыв и что он вскроется со дня на день, я Вам докладывал, чуть ли не каждый день, но Вы меня не услышали.

— Тебе не кажется, Абрамов, что ты заболел звёздной болезнью? Не делай из нас, здесь присутствующих, идиотов. «Я говорил, а Вы мне не верили» — ишь, как заговорил!

В кабинете повисла грозная тишина. Я стоял с опущенной головой, не зная, что мне делать дальше. Мне показалось, что ещё минута, и Костин меня просто порвёт. Выручил Фаттахов.

— Юрий Васильевич, давайте подключим к этому делу Абрамова. Пусть поработает?

Костин посмотрел на Фаттахова и, выдержав паузу, произнёс:

— Я согласен с Вами, пусть Абрамов вплотную займётся этим делом. Вот мы все и посмотрим, что у него выйдет. Критиковать руководство становится модным. Сейчас все критикуют правительство, а поставь их на место тех, интересно посмотреть было бы на них, что бы они предприняли.

Я сел на стул и замолчал окончательно. Я жалел про себя, что в очередной раз не сдержал себя и высказал то, что было никому не нужно на этом совещании.

После совещания я поднялся к себе в кабинет. Меня вызвал к себе Фаттахов и укоризненно покачал головой.

— И когда ты, Виктор Николаевич, поумнеешь? — сказал он. — Жизнь тебя так ничему научить и не может. Ты что там дискуссии устроил? Я говорил, мол, а вы, такие-сякие, меня не слушали. Ответственность хочешь с себя снять? Не получится, Виктор Николаевич. Мы пока в одной лодке, и все мы отвечаем за то, куда плывёт наша лодка. Скажи спасибо, что всё обошлось. Ты же знаешь, Костин не любит подобной критики, а ты словно специально — хлоп ему по носу.

— Ринат, может, я в чём-то неправ, подобное я допускаю, но всё другое? Мне иногда кажется, что мы как будто накануне Отечественной войны. Все знают, что война неизбежна, но не хотят признаться в этом. Я же Вам докладывал о разговоре с Грошевым, он ведь говорил нам всем о возможном развитии событий. Мы все это выслушали и забыли. Забыли, пока всё это не произошло, а теперь говорим, вот, неожиданно для нас, мы не были готовы и так далее.

Фаттахов замолчал и посмотрел на меня.