Повеса в моих объятиях

Грозного вида хозяин придорожной гостиницы, которую Колин нашел недалеко оттого места, где Пруденс стало плохо, и не подумал удивиться при виде джентльмена, врывающегося в холл его заведения с молодой служанкой на руках, которая явно была без сознания. Не удивился он и тогда, когда Колин потребовал комнату. Если бы у Колина было время подумать, его бы насторожило такое поведение, ведь неизвестно, что задела устраиваются здесь.

Но его внимание было целиком и полностью поглощено мисс Филби и тем, как уложить ее в постель.

От молодого Эвана помощи не было никакой. Мальчишка то начинал дико волноваться, то вставал в позу и начинал ершиться. Когда одна из дочерей владельца гостиницы попыталась снять с мисс Филби одежду, Эван потребовал, чтобы Колин удалился из комнаты. Колин нашел компромисс и отвернулся к окну, пока девушка и Эван хлопотали возле Пруденс.

Когда другая дочь владельца гостиницы принесла кастрюлю дымящегося бульона, который заказал Колин, Эван попытался справиться и с этим, но тут уж Колин настоял на своем праве помочь девушке. Поздний час и горячая еда лишили мальчишку последних сил к сопротивлению, и вскоре он и Мелоди мирно посапывали на небольшом мягком диванчике перед камином.

Теперь в тишине комнаты, освещаемой лишь тлеющими в очаге углями, Колин присел на край кровати и поднял мисс Филби на руки. Она оказалась легкой словно пушинка.

— Просыпайтесь, мисс Филби! — Он встревожено заглянул ей в лицо. Но она безвольно висела у него на руках, не подавая признаков жизни. — Пруденс! — сказал Колин резким шепотом. — Просыпайтесь, Пруденс!

Ее веки дернулись несколько раз, но глаза так и не открылись. Что ж, уже неплохо. Он усадил ее на колени и поднес миску с супом к ее губам.

— Пейте, Пруденс, — сказал Колин повелительно. Она послушно сделала крохотный глоток, но тут же закашлялась и прижалась к нему. Колин погладил ее по спине, сказал что-то ободряющее, и Пруденс по чуть-чуть стала пить бульон. Да уж, после этого трудно будет сохранить дистанцию общения.

Когда миска наполовину опустела, она прижалась к его груди и наотрез отказалась пить дальше.

— Нет, папочка, — прошептала она, — я больше не могу.

— Папочка? — Колин нахмурился.

Пруденс в ответ лишь крепче прижалась к нему и стала посапывать во сне. Тем не менее, цвет ее лица принял более здоровый оттенок, и вся она, казалось, шла на поправку, окунувшись в крепкие объятия Морфея.

Колин убрал с ее лица выбившийся темный локон. Когда он снял ее чепец, тяжелая копна волос рассыпалась по плечам. В неровном свете тлеющих углей они окрасились в удивительные огненные тона.

Колин внимательно рассматривал ее лицо. Да, напряженные морщинки вокруг глаз и губ разгладились. Надо признать, что во сне она выглядела очень молодо. Молодо и, пожалуй, даже красиво.

Колин обратил внимание на ввалившиеся щеки и тонкую шею. Он поднял ее руку и убедился, что кости у нее очень тонкие.

Старое ночное платье, которое Эван отыскал в ее вещах, висело на ней мешком, словно на вешалке, и одна лямка, будучи аккуратно завязанной, все же сползла с плеча, оголив кожу. Поддавшись странному порыву, Колин вернул лямку на место, не обращая внимания на приятное покалывание в кончиках пальцев. Жест получился интимным, раньше он испытывал такое только с возлюбленными. Но что ему еще оставалось делать? Смотреть, как лямка сползает все ниже и ниже, пока не оголится пышная грудь?

Внутри Колина шевельнулось что-то животное.

«Да, именно. Так и нужно сделать».

Словно в ответ на его темные мысли, Пруденс во сне прильнула к нему, прижавшись грудями к его торсу, обняла его одной рукой за шею, вторую запустив под сюртук, ближе к теплу его тела.

Колин почувствовал через тонкую ткань рубашки прикосновение ее пальцев прямо напротив сердца.

— Тепло, — промурлыкала Пруденс.

Видно, она все еще воспринимала его как своего папашу. Или, быть может, во сне она думала, что находится в страстных объятиях любовника? Познала ли она сладость близости с мужчиной?

«Тебе-то что? — подумал Колин. — Она сама это начала».

От нее исходил тонкий аромат, и она так маняще лежала в его руках. Соблазн был велик, и совесть, поборовшись для приличия, сдалась, отдавшись на волю любопытству. Колин бросил взгляд на спящих детей, снова посмотрел на Пруденс и наклонил голову, пытаясь разобраться в своих ощущениях. От нее пахло чем-то свежим, чистым… чем? Это был знакомый запах какого-то дикого растения.

Запах этот вернул его в детство, он вспомнил, как бегал по саду своего родового поместья, какой пряный аромат шел отовсюду.

Мята? Да, от нее пахло свежими листьями мяты и… чем-то еще. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Чем-то теплым и очень женским.

Ну конечно! Мята и ее, Пруденс, природный запах.

Его тело отреагировало самым естественным образом. Разум затуманился, а член затвердел и уперся в ширинку. Он с трудом подавил желание.

Давненько не был он в таких близких в прямом смысле слова отношениях с женщиной. Несколько лет уже. С того самого дня, когда стоял в туманной аллее за театром, шепча имя Шанталь.