Повешенный

Маргарет возникла между Уильямом и отцом, разрывая протянувшееся между ними по невидимым проводам напряжение. Она положила руки на плечи отца, приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала старого мужчину в щеку.

– Я пригласила его, не злись, – прощебетала Маргарет, закрывая Уильяма от отца, хоть это и было бесполезно – она была на голову ниже Уилла. – Это все-таки Рождество. Не вижу ничего плохого в том, чтобы провести его вместе. Как все нормальные семьи. Проходи, Уилл, – Маргарет оглянулась на Уильяма и кивнула в сторону гостиной. – У нас немного не прибрано. Я сама только пришла. А младшие уже устроили тут бардак. Мама у себя в комнате. Я ее позову?..

– Не стоит, – Уилл поджал губы в улыбке и замотал головой. – Увидимся за столом.

– Как скажешь.

Маргарет еще раз посмотрела на Уильяма и отца и упорхнула вглубь дома. Старший Белл дышал тяжело, грузно, смотрел на сына своими выцветшими голубыми глазами и жевал усы. Он хотел, чтобы Уилл ушёл – тот был в этом уверен так же, как в том, что Даниэль сегодня в очередной раз проиграет ирландцам зарплату. Отец смотрел на Уильяма взглядом заклятого родственника, с которым предпочёл бы никогда больше не встречаться. Уильям же вертел в руках шляпу, слегка приподняв бровь.

– Не смотри на меня так. Я не задержусь надолго в твоём доме, – кидая пальто на стул в прихожей, прошипел Уильям. – Маргарет попросила. Я не хотел ее расстраивать.

Отец ничего не ответил: прищурился и быстро ушёл в гостиную, оставив Уильяма в прихожей одного.

На входе в гостиную Уилла едва не сбили с ног пронёсшиеся мимо дети Маргарет, которых та тут же отправила на второй этаж в детскую комнату. Казалось, здесь собралась вся большая семья Беллов: родители, сестра, младшие братья. Не хватало только мужа Маргарет – вместо него были две его сестры, – и Мэри, младшей сестры Уильяма, но она, как и остальные дети, была отправлена в другую комнату. Братьям Уилла разрешили сидеть только потому, что это должно было позлить Уильяма. Наверняка отец именно поэтому усадил их рядом с собой. Уильяму же отвели место на другом конце стола вместе с женщинами.

– Ты так давно не заходил. У тебя все хорошо? – передав Уильяму поднос, спросила Маргарет. – Ты…

– Да, Уильям, – перебив дочь подал голос отец, – у тебя все хорошо? Обычно ты не вспоминаешь о семье.

Генри Джордж Белл. Самый ненавистный Уильяму человек на земле. И все же они сидели за одним столом, и Уилл был вынужден смотреть в его холодные чужие глаза. Нет, у Уильяма было счастливое детство, намного лучше, чем у многих его сверстников и коллег. Но лишь однажды он видел в глазах отца теплоту и заботу. Может, Генри Белл просто не знал, что такое любовь? Или Уильям себе все это надумал? Он был хорошим отцом: дарил детям подарки и интересовался учёбой. И все же он был чужим, человеком, при виде которого во рту у Уильяма все пересыхало, а пальцы начинали мелко дрожать против воли.

Ложка звякнула по фарфору, приводя Уильяма в чувство, и он поспешил наложить себе свою порцию, чтобы протянуть поднос дальше гостям.

Они ели молча. Посуда звенела, женщины обменивались последними сплетнями, а Уильям чувствовал, как отец прожигает его взглядом рвущегося наружу вулкана. Генри Белл никогда не проигрывал схваток, будь то суд или семейное поле брани. И сейчас он не собирался отступать, едва начав.

– И как работается с этими твоими пациентами? – продолжил Генри, отрезая крупный кусок мяса и нанизывая его на вилку. – Надеюсь, тебе хотя бы платят за то, что ты их разделываешь, как свиней.

– Отец…

– Тебе слово не давали, Маргарет, – рявкнул на женщину отец, и Уилл сжал кулаки. – И куда только смотрит твой муж? Совсем распустилась.

– При всем моем уважении, отец, – Уильям выделил последнее слово с такой силой, что зубы скрежетнули мелом по доске нервов, – Маргарет взрослая женщина и имеет право говорить, что думает. Даже если тебе это не нравится. У нас свободная страна. Если считаешь иначе – можешь подать на меня в суд.

Уильям знал, что пожалеет об этом. Он буквально чувствовал кипящую внутри отца ненависть к себе в этот момент. Лицо Генри побагровело, пошло кривыми темными пятнами. Мужчина оттянул ворот рубашки и ослабил узел галстука, не сводя с сына своих бесцветных белёсых глаз. Забавно, Уильям только сейчас это заметил – глаза его отца были похожи на глаза мистера Маккензи. Только у того они были тёплыми и яркими, от них не шёл могильный холод семейных отношений. Генри Белл дышал тяжело, из его горла вырывались хрипы, а вены на шее вздулись.

– Уважении? Уважении?! В тебе нет ни капли уважения, – сквозь зубы горячечно процедил отец. – Иначе бы ты не заявился даже на порог моего дома. Не говоря о том, чтобы сидеть с нами за одним столом. Уважение. Ты как уличная девка раздаёшь всем своё уважение за несколько центов. Постыдился бы…

– Довольно. Я не собираюсь слушать твои бредни снова. Ты мог говорить это своему сыну. Но я не твой сын. Ты сам мне это сказал.