Читаем Повесть Белкиной полностью

Какой-то сволочи пришло в голову благоустроить двор. Это касалось меня тоже: во дворе стоял дом, а в доме жила я – не с другим, так с третьим. Старики, оккупировавшие подъездные лавочки (а после благоустройства их стало аккурат в пару раз больше), косились на меня, возвращающуюся домой то с розой, то с чемоданом, то с первым. Редкий мой выход из двери не сопровождался репликой или вопросом. Я отчеканивала: «Здрасть» и ныряла, будто воровка, в темень подъезда или окуналась в иллюзию воздуха. Старики опять перемывали мне косточки, как, впрочем, и всем исходящим пипл, и уныло глядя по сторонам, говорили о погоде, болезнях да «нонешней молодежи».

И снова звонил мой б.-у.шный возлюбленный. Он, видимо, не предполагал, что я, в общем-то, счастлива. Не догадывался, что Мальчишка – его сын, и что в больницу я тогда не поехала. «Нет, – говорила я. – Уж лучше вы к нам на Колыму». И моя Колыма из букв, звуков и запахов разбивалась как чашка, но каким-то образом снова склеивалась, а следов не было видно. Я – снова как живая – не успевала замечать смен времен года, и заполняла объявления на бланке «Из рук в руки»: «Продам печаль. Оптом и в розницу. Качественно. Дорого. Самовывоз», и ела имбирь с корицей, и пила аргентинские вина, и вертела веретено, пока не кончилась пряжа в моей черно-белой Стране Й. пк.н.

* * *

Вместо эпилога

– Женщина не может творить. Она в принципе не может ничего создавать – все ее сочинительство оказывается лишь жалким плагиатом на мужское творчество, которое действи…

Я слушал бывшего одногруппника, спивавшегося после шумного развода с небезызвестной художницей, которая, в отличие от многих, не посвятила себя «гениальному мужу». Вспомнился Дж. Леннон: «Я всегда знал, что за спиной каждого знаменитого идиота стоит великая женщина». Я думал: узнать о смерти Полины было не трудно – издательский мирок узок; стоило лишь набрать номер… Не набрал: Non-fiction, издатели, авторы, переговоры, жаждущая ничего-себе-литературы толпа, выстаивающая длинную очередь у ЦДХ в минус пятнадцать… Всем оказалось не до женщины, последний роман которой вошел в шорт-лист ***-й премии и стал первым, увы, после ее ухода. «Слишком поздно» – как раз в точку. Бесконечно удаленную.

Я обрадовался (если можно назвать это радостью), что КОНЕЦ НОЯБРЯ не был ни самоубийством, ни раком, ни несчастным случаем. То, что мне рассказали, успокоило и убило одновременно: она просто не проснулась, «умерла от жизни». Говорят, так случается со святыми: но святой-то Полина уж точно не была…


– Друг – это помойка, куда выбрасывают грязь. Он должен ее переработать и вернуть в обработанном виде под названием взаимопонимания, – говорит.

Мне нечего ей ответить, ведь эта женщина умерла! Наверное, это было правильно – то, что она сделала: отвернулась к стене, и…. Ни с кем не попрощалась. Уснула. Загадку оставила.

– Любовь без взаимности проста, как все однобокое – плоскостное. Взаимная любовь сложна – как все пространственное, многогранное, – снова говорит.

Мне опять нечего ответить, ведь она умерла! Наверное, так было нужно? Но кому?… Не знаю.

Мы расстались, потому как я развелся только через пять лет, а потом опять женился. Не на ней. И снова развелся, но это уже не имело значения. Для нее.


– Женщина способна только к размножению! Почкованием! Ха! Да, она – как цветок! Как цвето-ок!! Все ее потуги казаться – именно казаться, не быть! – наравне с мужчинами ничем не заканчиваются! Как только появляются дети, она уходит в них с головой ото всего, чему раньше поклонялась: от нот, слов, красок, цифр, формул… Превращается в самку. Варит. Жарит. Женщине не дано по…

Я ударил. Кровь, потекшая у него из носа, казалась понарошной.

– Ты чё, а? Ты чего? – он, кажется, трезвел.

Я ударил еще раз. И еще. Ещ-ще… С каждым ударом мне все больше хотелось найти Мальчишку. Взять билет до этого чертова Бреста…

Я хлопнул дверью.


«По улицам бродит седеющий Ноябрь в красных сафьяновых сапожках с загнутыми кверху носками», – улыбается мне Поль, паря над Белорусским, а потом улетает, и никогда уже не снится: ни мне, ни Мальчишке.


…Полька-бабочка.

* * *

2004
Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза