Повесть без начала, сюжета и конца...

Естественно, что человек, способный быть загороженным киноаппаратом, имел маленький рост; зубы у него были редкие и длинные, завидно белые, а руки и ноги такие субтильные, что сын Борька мог похвастаться лучшей мускулатурой. И волосики на голове у Василия Васильевича Шубина росли такие тонкие, что подымались кверху от слабого тока воздуха, который создавался разницей температур в кинобудке: холодный бетонный пол и разогретое вольтовой дугой горячее пространство верхней части помещения.

– Я бы на вашем месте на этот стул не сел, товарищ Савицкая! – многозначительно сказал Шубин.– Гвозди торчат, и шатается… Как бы советскому народу не потерять жену главного механика сплавной конторы товарища… как его там?… Гриша, как там фамилия нового главмеха сплавной конторы?

– Ларин,– спокойно ответил Григорий Мерлян.– Лариным он и прозывается, Василь Василич.

В хилом теле и крохотной голове второго киномеханика Василия Васильевича Шубина поселились такая сильная воля, такой бойцовский дух, такая непримиримость и ненависть ко всему сущему на свете, что добродушнейший киномеханик Мерлян не только плясал под дудочку помощника, но всегда глядел на него обожающими глазами, да и в поселке было немало людей, которые уважали и боялись второго киномеханика. Сам Василий Васильевич однажды, оглядев себя в большом зеркале, что стояло в фойе клуба, сказал: «Говорят, я исключительно напоминаю батьку Махно. Вечная ему память! А что?! Надеть на меня папаху, к боку – маузер…» И славен-то он среди своих поклонников был тем, что на словах и на деле воевал с начальством всех доступных ему рангов: поносил с любой трибуны всю дирекцию сплавной конторы, председателя поселкового Совета Белобородова-Карпова и председателя артели имени 8 Марта Бурмистрова, писал на них жалобы в разные газеты, обращался в Верховный Совет СССР и ЦК КПСС, если кто-нибудь из начальства поступал не так, как хотелось бы Василию Васильевичу Шубину.

– А я ведь к вам, товарищ Шубин,– холодно сообщила Нина Александровна.– Не сможете ли вы мне уделить минутку?

– Не смогу,– ответил Василий Васильевич.– Ответственный киномеханик закусывает, а я демонстрирую фильм яркого политического содержания… Кстати, на дверях висит таблица «Посторонним вход воспрещен!». Как вы смели войти в кинобудку?

– Там темно,– прожевывая мясо, сказал киномеханик Мерлян.– Табличку не видать…

– А вы бы лучше помолчали, гражданин! – стремительно обернулся к нему Шубин.– Выпивший человек не может считаться при исполнении служебных обязанностей… Почему же вы все-таки не заметили табличку, Савицкая? Вот вашу фамилию я помню… Чисто случайно, конечно!

Сын Василия Васильевича Шубина по имени, естественно, Василий учился у Нины Александровны в девятом «б» и был точной копией отца внешне, хотя внутренне был другим – добрым и общительным. Учился младший Шубин отлично, но особых склонностей ни к одной из наук не проявлял, увлечений не имел, вышколенный отцом и ведьмой бабушкой, вел себя примерно. Таким образом, помощник киномеханика, или второй киномеханик,– как хотите, так и называйте! – за сына не беспокоился и мог не церемониться с его преподавательницей.

– Простите, гражданка Савицкая,– отвертываясь, сказал Шубин.– Я должен контролировать работу киноаппаратуры, а вы извольте покинуть будку!

– Да, да, проконтролировай,– обрадовался киномеханик Мерлян, осторожно приступая к большому маринованному помидору, чтобы из него во все стороны не брызнул сок.– Надо уже давно электроды проконтролировать…

Разбирая перчатки – где левая, где правая,– Нина Александровна тихонечко пошла к дверям, усмехаясь уголками губ. Думала она о том, что Василий Васильевич Шубин – счастливый человек, если всегда живет в таком же состоянии нервного опьянения, какое испытывала она, когда смешивала с грязью физкультурника Мышицу. Ах, какой восторг ощущает человек, когда он позволяет себе гулять по спинам ближних! Солнце светит ярче и цветы пахнут гуще, когда можно позволить себе считать навозом все человечество, кроме самого себя. «Надо мне извиниться перед Мышицей»,– подумала она, а вслух сказала:

– Я весьма сожалею, Василий Васильевич, что у нас с вами не нашлось общего языка.– Нина Александровна как бы грустно потупилась.– Сама-то я легко переживу тот факт, что вы меня, как девчонку из класса, выставили из кинобудки, но мужа я должна защитить…

– Его не защищать надо, а гнать с работы! – крикнул Шубин, высовываясь из-за киноаппарата и ощеривая крысиные зубы.– За одного Пакирева его надо – вон из партии!

– Ну, партия – это не вашего ума дело, Шубин,– кротко ответила Нина Александровна.– А вот небольшую справочку я вам дам, коли вы не в состоянии запомнить фамилию Сергея Вадимовича.

Нина Александровна вынула из среднего пальца правой перчатки крохотную скомканную бумажку, по-прежнему усмехаясь уголками губ, произнесла еще печальнее прежнего:

– Запомнить фамилию моего мужа нетрудно. Вот данные поселкового Совета. В Таежном проживает один человек по фамилии Ларин и одиннадцать человек по фамилии Шубин, даже не родственников…