Повесть дохронных лет

Я подключился. Как и ожидал, в возникшем третьем окне на экране викама ничьего изображения не появилось.

— Слушаю… Да слушаю же!.. Если с Батыем нужна связь, так он за флейтой вышел — сейчас будет, держи запрос, — предложил я, уверенный в том, что это Марго — она дышала. Видео я отключил.

Вошёл Салават.

Про флейту брякнул, олух, отругал я себя.

Услышав зуммер запроса у себя, Салават, спрятав флейту за спину, поспешил из гостиной. Спросил меня одними глазами, кто.

«Марго», вывел я в воздухе пальцем имя.

Салават засунул флейту за резинку шаровар на пояснице и подключил абонента.

— Да.

Молчали… и еле уловимый вздох.

Салават затравленно взглянул на меня, невпопад сказал:

— Извини, Покрышкин, — я заставил тебя ждать.

— Ерунда, — заверил я. — Ладно, в другой раз покажешь, как ты двумя пальцами перерубаешь флейту. С моим дядей все равно тебе не сравниться — он это проделывает одним. Пока.

Вот отмочил! Что, если Марго пристанет и ей показать, как под пальцами её героя флейта разлетается надвое.

Сотофон, что в кресле за валиком записывал на аудио наш в спальне разговор, я отсоединил от пульта и подумал, что завтра эту тайную запись можно «поломать» на компьютере — обнаружить монтаж, наложения — но решил этого не делать. Не врёт Батый. Раз есть флейта — играет. И запись «К Элизе» Бетховена никакой не монтаж. Может только, на флейте играл старший Хизатуллин, а Батый на бубне. Тогда, кто же на фортепьяно? Батый, выходит.

* * *

Я запер дверь на замок, принял в ванной комнате контрастный душ, повалялся десять минут на тахте и, оставив спальню, поднялся в свой закуток. Включил «PO TU», просмотрел программу чемпионата и репертуар «культурного досуга» — наша с Батыем разборка значилась первым номером. Внимание в разделе «Новинки» привлёк «общак» с названием: «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина в снонизации Марго». Авторской снонизацией поэмы Пушкина смелые и счастливые Людмилы публично признавались в том, что влюблены в Руслана по гроб жизни. Участь Батыя и свахи — незавидная. Разволновался даже: Катька — сестра мне, а Салават вроде уже как друг.

Я сбросил с себя одежду и, усевшись в кресло перед плазоплеем, взвесился, снял параметрические и физические показания, по результатам внёс коррективы в базу данных. Затем принялся выбирать костюм боксёра. Полистав библиотеку всевозможного их облачения, остановился на костюме английского боксёра середины девятнадцатого века: кожаные бриджи на подтяжках, белая свободного кроя рубаха. Промоделировал предстоящий поединок с Батыем. У меня не было его параметрических и физических данных — с ним я не дрался — поэтому, покопавшись в двадцати восьми «копидах» бывших соперников, отобрал двенадцатиклассника из Быково — того самого «быка» что за Мальвиной увивался и которому я уступил когда-то на дуэли. Тогда я проиграл, не потому, что «бык» был так же здоров, как и Батый — это был как раз тот самый упомянутый мной поединок с закладкой фугасов. Меня в клочья разнесло. Свой и «быка» «копиды» я облачил в выбранные костюмы, а руки склеил за спиной двусторонним скотчем. Моделер выдал 1286486 различных вариантов прохождения боя, только в ста тридцати одном проигрывал мой «копид». И это при моем решении не применять дядину секретную стойку. Правда, со сцепленными на ягодицах руками стать в неё не просто — все же «целик» и «мушка» служили противовесом в удержании тела на толчковой ноге.

Облачившись в имитативный костюм, склеив ладони скотчем за спиной, заказав побудку на шесть часов утра (газон покосить и жука найти), я влез в капсулу и, откинувшись в кресле на подголовник, за минуту до полуночи вошёл в «потутошнюю среду»…

Мне снилось:

Я в подъезде жилого дома. Попробовал развести ладони, но скотч не поддался. Утром хватило б сил разлепить. А не получится? Катьку попрошу — будет же за позором брата с трибун наблюдать. Впущу в закуток, скальпелем клей вырежет. Ё-моё! Я ж без плавок! Со скотчем из костюма сам не вылезу, и плавки не надену. Придётся Плохиша ждать, а он, сурок, по субботам до полудня спит. Выходит, после побудки в шесть утра проваляюсь до обеда, пока Плохиш не освободит — газон не скошу и жука не найду.

Чуть было не прозевал время: часы над выходом показывали 23.59. Дверь я открыл ногой.

Трибуны заполнены. Узнал многих. Плохиш на «южной» у прохода к подъезду, из которого ждали выхода Батыя, жевал ириску, в руках держал транспарант с текстом: «ВРЕЖЬ ЕМУ КАК СЛЕД». Рядом сидит Доцент. Марго в русском сарафане с кокошником, с платочком по-бабьи у рта, одиноко стояла у заградительной сетки. В первых рядах восточной трибуны мушкетёры, все трое, подняли в приветствии шляпы с перьями. Дама в образе и костюме пажа сидела на коленях Портоса. На верхотуре нарисовалась Катька в цветастой косынке завязанной «рожками» на лбу, свистела в два пальца.

Трибуны ревели. Взрывались хлопушки и петарды, на площадь в цветной дым падало конфетти со снегом и лентами.