Я присел рядом, и Сцилла изящным прыжком плюхнулась мне на колени, требуя почесать ее за ухом. Я думаю, она вполне это заслужила. Почесав ее большие уши, я вновь стал смотреть на горизонт.
– Интересно, что там? – спросил я, в общем-то, и не ожидая ответа.
Сцилла сразу проснулась, вскинула свои большие, на данный момент синие, под цвет моих брюк, уши и окинула взглядом горизонт, высматривая возможную опасность.
– Там. – Я неопределенно махнул рукой на северо-восток. – За горизонтом.
– Ты же хорошо бегаешь? – я состроил невинные глаза.
Тут она права. Интересно, что жрет в пустыне Нью-Мамонт? Уж, наверное, не пустынных крыс.
Из-за голенища сапога я вытащил свой нож. Оружие, которое можно метать, а можно им и резать. Пятнадцатисантиметровый кусок железа и рукоять из кости деаткло. Я поднял тело гекко с земли и одним резким движением распорол его от шеи до брюха.
Затем начал свежевать шкуру.
Эх! В старичке Кламмате, можно было срубить за такую шкурку немного деньжат.
Сцилла наблюдала за моими действиями с чисто академическим интересом, положив голову на передние лапки, вроде собаки.
Я мельком взглянул на нее. Из правой лапки выпрыгнули блестящие бритвы. Она изучила их своими задумчивыми глазами цвета розовых опалов и, видимо довольная проведенной ревизией, убрала назад. Я все никак не мог понять, как они там помещаются?
– Зато у меня волосы рыжие. – Произнес я, потроша тушку, чтобы не ударить в грязь лицом.
Мысленное фырканье. По-моему, мое хваленое обаяние на Сциллу не действует.
– Предпочитаешь сырое?
Сцилле очень понравилось жареное мясо. Я спрятал улыбку в бороде и нагнулся, чтобы развести огонек.
– Слышал что? – спросил я, на всякий случай, откладывая мясо и вытирая руки об старую куртку.
Из своего общения с ней, я знал, что жужжалками она называла плотоядных мух.
– Ничего я не слышу, – я раздраженно снял с головы свою старую панаму. – Тебе мозги солнышко напекло.
Она подскочила, выпустила когти и, вцепившись ими в камень, который отбрасывал тень, полезла на самую верхотуру. Там она уставилась на северо-восток, застыв, как собака траппера в ожидании дичи.
Но я уже и без нее разглядел на линии горизонта точку в небе, которая быстро приближалась. Сделав руки козырьком, я стал всматриваться в приближающегося гостя. Послышался ровный, низкий гул. Я сощурил глаза и разглядел! Да это же самолет! Святые небеса! Настоящий двухмоторный "Дуглас"! Точно такой же валялся на свалке в Сан-Франциско.
Машина была не далее мили от меня и все еще приближалась тем же курсом. Сцилла что-то пищала от восторга, но я не слушал. В моей душе вопили сотни ангелов!
Есть! Есть люди! Есть цивилизация! Города! Бары! Самолеты! Там, за горизонтом!
Я услышал чихание, затем другое и гул бензиновых двигателей оборвался щемящей тишиной. Лопасти винтов остановились, наверное, кончился бензин, и в гнетущей тишине машина прошла над нами, на миг накрыв нас тенью. Самолет летел не так высоко, и было слышно, как свистит ветер в обшивке. Он пытался цепляться за мертвый воздух, но неизбежно падал. Снижаясь, пронесся дальше на юго-запад и, подняв облако пыли в миле от нас, с ужасным грохотом рухнул на землю.
Я побежал к нему. Тяжелый пистолет мешал, под ноги попадали камни, но, плюнув на все, я бежал к упавшей машине. Несколько раз упал, ободрав колени, но даже не почувствовав этого, вскочил и побежал снова. На полпути меня догнала Сцилла.
Когда мы добрались до самолета, пыль уже осела. Моя грудь бешено вздымалась.
Воздуха не хватало. Попробуйте побегать в бронежилете по сорокаградусной жаре.
Что экипаж мертв, я понял сразу. Никто не мог остаться живым в сплющенной от удара кабине. Пилот пытался спланировать, но мертвая машина клюнула носом и зарылась в землю. Правое крыло было оторвано и валялось рядом, но сам корпус уцелел, хотя и был изрядно помят.
– "Дуглас" – произнес я, понимая, что это ей ни о чем не говорит.