Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Звонок от Степана: мама у смерти лежит. Я арендовал машину, и с Марфой отправились в Чоеле-Чоель. Настроение было скверноя. Надо проститься с мамой, как ни говори, тоже в жизни обижал, за ето мне было прискорбно. Знаю, что у маме последнея время рассудок стал совсем детский, и я с етим не мог смириться. Вот такая наша жизнь, но за всё обидно, за наша нерадения нашей временной жизни. Мы хотели бы вернуться назадь и поступить пои́наче, но ето невозможно. Что сеем, то и жнём, а по смерти всё нас встретит, так что сеем раз, а жать будем два раз: раз при етой жизни, а второй раз по смерти, и мы ето знаем, ето всё написано в Святом Писании, и всё подтвердилось пророчеством и святителями. Но са́мо-то обидно: а что мы оставляем потомству своему, где у нас искренняя любовь, правда нелицемерна, постоянство, крепость, терпление, уважение, милость? Всё разрушается, и никому не нужно[544]. У нас чичас в моде пьянство, блуд, лицемерия, жадность, ревность, клевета, насилие, вражда и так далея, и нихто не задумается, как ето вредно. Добро рождает добро, а зло покрывает злом, и всё ето зависит от нас. Мы не хочем творить добро, поетому зло стаёт сильнея.

Вот пример. Мне чичас пятьдесят три года, чичас идёт 2012 год. Я хорошо помню, что было при моей жизни. В начали семидесятых была любовь, взаимноя уважение, страх Божий. Помню, как ето обсуждалось и с каким старанием. В начале восьмидесятых всё так же продолжались заботы стариков, оне старались убеждали всю братию, все проблемы решали аккуратно и добросовестно. А вот в начале девяностых пошло как-то не так. Я понимаю, что пошло новое поколение, но интересно, нихто не берёт пример с предков, все поумнели, стали высокоу́мы, а нихто не задумался, что жизнь человеческая уже длится семь тысяч пятьсот лет и как-то выживали, а вот за последних сто лет всё развалили. А что будет дальше? Конец свету. Хто его приведёт? Конечно человек. И чем ни быстрея глобализация, тем быстрея конец свету. Ето можно доказать фактами. Да, есть добрыя люди, что думают обо всём. Но изменить невозможно пророчество, толькя одно остаётся: спасай да спаси свою душу, кайся, молись, постись, добро твори, толькя етим можем продлить век милости Божияй, а зло толькя принесёт гнев Божий.

Мы приехали к маме, я её увидел, и у меня сердце сжалось: ма́ленькя, сухонькя, еле дышит лежит… Тут пошли рассказы наперебой. Что мне не понравилось: но выяснилось, что маму возили в больницу и поставили укол, ей стало хуже, мама не захотела оставаться в больнице, потому что боялась, но хотела помереть дома, её увезли домой.

– И сколь она уже лежит так?

– Но уже три дня.

– А чем она питается?

– Да что ни дадим, всё вырвет.

– Но так она обессилит и действительно умрёт. Марфа, приготовь соку моркови, капусты и яблок и выпой ей пятьдесят грамм, но не больше, и так каждых три часа. По многу нельзя, она очень сла́ба, ето витамины.

Но мама меня не признала, мне было чижало на сердце. Мы обо всём обсудили, вдруг что с ней случится. И как ето приятно: всё дружно и всё заодно, всегда бы так.

Мама заснула, Степан стал спрашивать, как у нас торговля.

– Да всё хорошо, слава Богу.

Он стал рассказывать, как фабрика их опять нагнула, помидоры так и не все сдали, фабрика не посылала машины грузовыя.

– Данила, помоги ради Христа, мы с етой фабрикой замучились, долг растёт, прибыли никакой нету, дети больше не хочут сеять, потому что всё обман.

– Степан, я же тебе говорил: брось ты ету фабрику, столь чичас бизнесов в Аргентине, а ты мучишься с етой фабрикой.

– Но а куда? В город я не хочу.

– Степан, всё будет хорошо. У меня тихо[545], но всё налаживается потихонькю, и земля будет сколь хошь.

– А как ровнять, на что? Сам знаешь, расходы большие.

– Да, братуха, молись Богу, Господь во всём поможет. Давай приезжай, поищем зало для магазина, и будешь торговать, как и мы.

– Не знаю, Данила, мало надёжды на моих ребят.

– Братуха, во всём надо стараться.

– Да ето оно так, но у меня ребятки вольки хватили.

– Да, ето проблема, но надо убеждать.

– Но ты сам знаешь, у меня ето не получается.

– Да, знаю. Ну что, будем помогать.

– Ну, спаси Христос, приедем.

Мы ночевали у маме, Марфа за ней ухаживала. На другой день маме стало лучше, мы с ней простились. Но у ней рассудок потерянный. Я наказал Евдокее:

– К врачам не возите. Ежлив хотите, чтобы жила, но смотрите строго за питанием.

Мы отправились домой.

На днях и Степан приехал к нам. У нас суседьи доржут отель, оне богаты, но очень порядошны и до́бры, наши клиенты. Оне услыхали, что мы ищем земли́ в аренду, и сказали Софонию:

– У нас есть земля, хотите – мы вам арендуем.