Повесть о бедном солдате

В отряд, порученный Серникову, входило четыре десятка человек, большей частью пожилых рабочих. Но была среди них и молодежь, в том числе, к удивлению Леонтия, две девушки.

Выстроив свое войско в одну шеренгу и приказав по порядку номеров рассчитаться, Серников, опытный солдат, разочарованно подумал, что с таким войском не повоюешь, и со всем усердием принялся за обучение.

Первым делом он велел всем обзавестись ремнями, чувствуя, что даже такая часть солдатской формы придаст отряду хоть отдаленную тень необходимого единообразия и подтянутости.

Обучение он начал с азов. Учил строиться, ходить в ногу, поворачиваться кругом, направо, налево, стоять по стойке «смирно», выполнять команды «бегом!», «ложись!» и тому подобное.

Как-то во время перекура Касьяныч — старик рабочий с «Айваза», с устрашающей величины усищами, сказал Серникову:

— Ты, сынок, все нас шагистике своей обучаешь, а нам это ни к чему. Ты нас винтовке и всякому другому оружию обучи. Вот это будет дело.

Леонтий, слегка смущаясь, — все-таки этот дед, как он его про себя называл, намного старше его, ответил:

— Для солдата, папаша, первое дело дисциплина. Скомандую я, скажем, «Вражеская кавалерия справа! С колена, пачками, пли!» А отряд поворачивает налево и стреляет не с колена, а лежа. Вот вы, извините, когда я давеча скомандовал: «Через плечо, кругом!» — вы как повернулись? Вы через правое плечо повернулись и оказались к врагу не лицом, а, извините, задом.

Старик багрово покраснел, но спорить не стал, а Серников продолжал объяснять ему, почему по кавалерии лучше стрелять с колена, а не лежа.

Однажды, во время очередных строевых занятий, молодой красногвардеец выкрикнул:

— Хватит шагать-то, не в царской армии!

Серников решительно одернул:

— Отставить разговоры! — И скомандовал: — Отряд, смирно!

Когда сорок человек застыли на месте, Серников отчетливо произнес:

— Невыполнение приказа командира, да еще в строю, называется дисциплинарный проступок. За него полагается строгое наказание, в военное время вплоть до расстрела. — Он выдержал паузу, обвел взглядом строй и громко, раскатываясь на букве «р», скомандовал: — Отрряд, на-прраво! Шагом аррш!

И когда сорок человек довольно отчетливо выполнили команду и, дружно пристукивая по мостовой, зашагали вперед, Серников, идя рядом и время от времени повторяя «Ать-два, левой! Ать-два, левой!», подумал не без гордости: «А ведь выучились!»

Окончательно уверился Серников в себе и в том, что он и в самом деле командир, когда случайно подслушал разговор двух молодых красноармейцев.

— А командир-то у нас ничего! — сказал тот самый парень, что заговорил давеча в строю. — Верно я говорю, Серега?

— Как и полагается, — отозвался Серега. — Большевик.

Авторитет Серникова окончательно утвердился, когда началось обучение стрельбе. Прежде всего он удивил красногвардейцев своим умением быстро, в считанные секунды, разбирать и собирать винтовку. Народ преимущественно рабочий, они и сами быстро освоили это дело. Учил он стрелять стоя, с колена, лежа, учил ходить в штыковую атаку на мешки с опилками, прибитые к столбам. Но больше всего поразил он красногвардейцев своей меткой стрельбой.

Долго бился он с одним парнем, стрелявшим хуже всех. Раздосадованный неудачей, молодой красногвардеец пожаловался:

— У меня, товарищ командир, винтовка, должно быть, неверная, то ли мушка покривилась, то ли прорезь не на месте.

Серников, не говоря ни слова, взял винтовку, приложился и, пуля за пулей, вколотил всю обойму в яблочко. Возвращая винтовку сконфуженному бойцу, он презрительно бросил:

— На, кривая мушка!

Так и прилипло к парню прозвище.

Вот кто смущал и раздражал Серникова — это две девушки. Они были совершенно разные, и только в одном сходились — в горячности и даже азарте, с которыми относились к обучению. Одна из них — с толстой черной косой и строго сведенными бровями, тоненькая до худобы, одетая в кожанку, — часто уставлялась в командира неподвижным и требовательным взглядом огромных черных глаз. Звали ее Фира. Другая, Катька, была розово-бела, пухла, как свежая булка, и готова в любую минуту и по любому поводу раскатиться веселым смехом, за что ее немедленно одергивала строгая подруга.

«Бабы!.. Девки!.. Понагнали их на мою голову, — сердился Серников. — Ну что с ими делать, ежели и впрямь в штыковую атаку придется?» — И даже сплевывал от досады.

Когда пришлось учить отряд ползать по-пластунски, Серников смущенно отворачивался, чтобы не видеть девок, особенно Катьку, которая для удобства задирала юбку повыше и никого не стеснялась, проклятая.

В начале октября Серников счел возможным доложить Федосееву, что отряд обучен.

— Оно, конечно, на фронт супротив немца их пока что не пошлешь, — присовокупил он. — Но стрелять могут и дисциплинку держать научились. Одним словом, задачу свою они выполнят.

— Молодец! — похвалил Федосеев. — Вот ты ими и будешь командовать, когда начнется дело.

Серников вздрогнул и вопросительно посмотрел на Федосеева.

— Скоро! — кратко ответил тот и заторопился.

Серников знал куда: в Смольный, там теперь помещался штаб большевиков.