Повесть о бедных влюбленных

— Знаете, вы странный парень! Я считала вас беззаботным весельчаком… А вы романтичны и чувствительны, как не знаю кто. Знаете, что я вам скажу? Вы с Бьянкой — одного поля ягоды. Вы похожи друг на друга, как две капли воды. И если этого захочет судьба, вы оба будете счастливы.

Потом она встала, сказав, что уже поздно: надо поскорее добраться до трамвая, пора уже домой. Но Марио молча сидел, опустив голову, и пересыпал сквозь пальцы цемент. Милена протянула ему руку, предлагая подняться.

Так у Марио вырабатывался характер. Беседы с Миленой вменялись разговорами с Мачисте, которые они чаще всего вели во время прогулок на мотоцикле.

У Мачисте мотоцикл «Харлей — Дэвидсон, 750», к которому он приделал коляску. Мотоцикл имеет три скорости, как «фиат»; до переделки его средняя скорость доходила до пятидесяти километров в час. Коляска снизила ее. Тем не менее на прямом, как стрела, шоссе Мачисте доводил скорость до сорока пяти километров; он тормозил, лишь когда Маргарита начинала визжать. Кузнец ухаживал за мотоциклом так же, как прежде ухаживал за своей лошадью. Каждый вечер он снимал капот, осматривал мотор, смазывал его, чистил, вывинчивал свечи, проверял маслопровод и шины. И всегда находил что-нибудь, о чем ему необходимо было посоветоваться с механиком, проживавшим на виа деи Рустичи. Механик неизменно констатировал, что все в порядке. «Машина, как часы», — говорил он. Марио, который любил называть вещи своими именами, ворчал, что Мачисте просто набивается на комплименты. «Ты тщеславен, как девчонка», — говорил он. Но Мачисте и не скрывал своей слабости. Он с детства мечтал о мотоцикле. Но только к тридцати двум годам у него появился мотоцикл. Лошадь была свадебным подарком тестя. Но лошадь — это слишком буднично, разве о ней можно мечтать по праздникам? «Мотоцикл, — думал Мачисте, — это стальной конь». Но он не высказывал вслух таких мыслей из боязни показаться смешным. Мотоцикл ему нравится — вот и все! Ему нравится, как устроен мотор, — такой сложный и в то же время такой простой механизм; не надоедает часами его разбирать и снова собирать. Приятно включить вторую скорость и чувствовать, как в лицо бьет ветер; тогда кажется, что несешься, пробиваясь сквозь стеклянную стену. И так приятно мигом домчаться до бульвара. «Пять минут назад я был еще в кузнице, — каждый раз, по-детски изумляясь, думал он. — А теперь, не сделав ни шага, я уже на бульваре». Он знал, как и почему это происходит, знал, как действует каждая шестеренка, и все-таки всякий раз поражался и приходил в умиление.

Мачисте иногда позволял себе лихачество, и Марио его поддерживал. Развив большую скорость, они со страшным треском вылетали на бульвар и мчались «с ветерком», не замедляя хода на поворотах. Чтобы сохранить равновесие, Марио чуть не весь высовывался из коляски. Мачисте пригибался к рулю так низко, что его лоб почти касался фонаря. И оба они гордились своей смелостью. Мачисте уже два раза пришлось платить штраф за превышение скорости. Но они скрывали от Маргариты свои подвиги. Теперь они стали приятелями, и Мачисте очень осторожно, так, что Марио этого не замечал, помогал юноше самому разобраться в собственных мыслях. Он делал это, непроизвольно следуя одному из самых иезуитских, но вместе с тем и самых действенных методов: давал юноше опровергать самого себя и самому ловить себя на ошибках. Он подправлял Марио лишь настолько, чтобы удержать его «в колее». Но свои разговоры они тоже скрывали от Маргариты, ибо после нападения на Альфредо она жила в постоянном страхе за мужа.

Мачисте замедляет ход мотоцикла и, подняв на лоб очки, бросает:

— Ну так как? Ходил ты к Карлино в федерацию? Марио сразу же откликается:

— И не подумал. Мне этот тип не нравится.

— Один из самых ярых фашистов.

— Именно поэтому. Он настоящий преступник. Но их идея — совсем другое дело.

— Послушаем, что за идея.

— Революция, которую вы, красные, не сумели совершить.

— А кто этому помешал? По-твоему, фашисты тут ни при чем?

— Вы испугались гвардии и карабинеров. Ты не можешь отрицать, что фашисты побили вас вашим же оружием, раз они поставили своей целью революцию.

— А разве фашисты не были на стороне карабинеров и гвардии? Разве Муссолини не снюхался с королем?

— Король — марионетка. Пока что он еще нужен для поддержания порядка. Вспомни, какой шум поднялся после убийства Маттеотти [34].

— А кто убил Маттеотти?

— Что же ты отвечаешь вопросом на вопрос? Говори прямо, фашизм восстановил порядок или нет?

— А я у тебя спрашиваю: кто его нарушил? И что такое фашизм? Только порядок или еще и революция? А если он только порядок, так, значит, фашизм то же, что полиция. Так или нет?

— Революция только начинается. Господа хозяева еще ее почувствуют.

— А кто должен совершить эту революцию?

— Народ. Мы, рабочие.

— Сколько в вашей типографии рабочих записалось в фашистскую партию?