Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце

Народ остался в недоумении, что с ним делают. Царская власть, в которую Годунов облекся после стольких всенародных молений и которая утвердилась за Дмитрием, в силу добровольного признания его сыном Иоанна Грозного, теперь была дерзостно схвачена рукою старого крамольника и, соединясь с его именем, без участия народа, потеряла священное свое значение. Большинство, верное Дмитрию до самого восстания, скоро отрезвилось от одуряющего чаду внутреннего переворота, и, как, не смотря на усилия боярской партии, вера в истину происхождения царя далеко не у всех была поколебана, то многие чувствовали, что сделано дело, как говорится, не чистое. Этим объясняются странные слухи о Дмитриевом теле, ходившие по городу. Рассказывали, что по ночам сиял над ним какой-то свет, который исчезал, когда к нему приближались, и вновь сиял, когда отходили в сторону. А когда его отвезли за город и бросили в Божий дом вместе с другими мертвецами, ожидавшими погребения, оно на другой день очутилось при входе. Над ним сидели два голубя, которые тотчас улетали, когда кто приближался, и снова садились, когда никого не было. Бояре приказали зарыть его в землю; но на утро нашли его на другом кладбище, далеко от Божьего дома. Ужас нашел на москвичей. Одни считали покойника чернокнижником, другие «человеком необыкновенным», которого кровь вопиет к Богу об отмщении. Чтоб прекратить вредные толки, бояре Шуйского распорядились сжечь останки самозванца и пепел развеять по ветру. Но лучше было бы для них и для России, если б они набальзамировали убитого хищника престола и сохранили во свидетельство действительности его смерти; гораздо безопаснее было бы для них даже и тогда, когда б они, обнаружа род и племя мнимого Дмитрия, не умертвили его и держали в крепком заточении: ибо умы простолюдинов, потеряв всякий след Дмитрия, своротили на более опасную дорогу. Еще в первый день мятежа пронеслась весть, что убит был не Дмитрий, а простой немец, на него похожий. Может быть, поляки, чтобы встревожить Шуйского, распустили в народе эту молву; но она расширялась с чудовищною быстротою, так что скоро стали рассказывать с разными вероятными подробностями, когда, как и куда бежал Дмитрий. Чего желают, тому верят. К Шуйскому не лежала душа народа; большинство было предано храброму, деятельному, и щедрому Дмитрию. О его низком обмане никто уже не помнил; этот обман не оскорблял уж более народной гордости. И вот пошла и пошла расти в Москве и в областях старая сказка на новый лад, сказка, которую Шуйский избрал для низвержения Годунова, а судьба — для низвержения самого Шуйского.

КОНЕЦ.