Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

И когда стало ясно, что он задумал, София, не на шутку встревожившись, решила ставить точку любой ценой. Сил, как и при охоте на «тарпановцев», не пожалели. Не 13 тысяч, конечно, но ведь и у Штако бойцов было вдесятеро меньше. Возможность уйти была, и Христо приказал расходиться, однако сам решил «закончить свою войну здесь», — и 23 марта 1954 года, вместе с отказавшимися покинуть лагерь Казаком, «Махно» и «Жанной», вчетвером против тысячи принял бой.

Перестрелка продолжалась около восьми часов. Погибло девять солдат, 19 милиционеров, 12 «народных дружинников» и пять служебных собак, «трехсотых» оказалось сильно больше двух десятков, а ближе к вечеру Штако, расстреляв весь боезапас, подорвал себя двумя гранатами, забрав с собой еще четверых «красных», подошедших, чтобы принять капитуляцию.

Остальные — кому как карта легла. Казак, раненный в обе ноги, грудь и дважды в голову, попал в плен, на допросах пел революционные песни и позже был казнен, а вот «Махно» и «Жанна» Караивановы сумели прорвать кольцо, ушли, несколько месяцев скрывались у «ятаков», а потом, добравшись до границы, ушли в Югославию, а оттуда — во Францию.

Расследование власти, раздав героям награды «за успешно проведенную операцию», вели долго и тщательно. Арестовывали всех подряд, допрашивали, «подозрительных» засадили в лагерь, а восьмерых, включая брата и двух сестер Махно, осудили на сроки от пяти до пятнадцати лет с полной конфискацией. Правда, учитывая огромные заслуги подсудимых в борьбе с фашизмом, никого не казнили — как социально близких. Что любопытно, в современной Болгарии ни Христо, ни его людей не реабилитировали. Всех реабилитировали, а их — нет. Слишком «социально чуждые».

Тут, в общем, и сказке конец. Постреливали в горах еще года два, но уже отголосками, а там и затихло. А если спросите почему, так ведь тоже не бином. Никакое восстание такого рода не побеждает без помощи извне (и коммунисты бы в 1944-м не смогли, не приди на помощь Красная армия), «извне» же помогало балканским камикадзе по хорошо известному нынче принципу поддержки восстаний: лишь бы не сдохло. С учетом наличия Бомбы уже и у Советов, мировые державы сделали главную ставку на противостояние в Корее, подальше от Европы, а затем и учинили на какое-то время худой мир. Какая уж тут победа, тем паче без массовой поддержки.

А почему этой самой поддержки не было, пусть люди сами скажут. «Когда коммунисты воевали с фашистами, — вспоминает обычный человек Иван Иванов, — полсела нашего было в “ятаках". Но в партизаны мало кто шел, пока не стало понятно, что русские скоро будут. Вот тогда многие пошли. И когда горяне воевали с коммунистами, полсела было в "ятаках", потому что коммунисты оказались обманщиками. Помогали чем могли. Но в партизаны мало кто шел. Боялись. Мало их было. К тому же приезжали из города люди, звали на стройки, звали на завод, обещали даром обучать ремеслу, вот молодые и ехали в город, а в лес не шли».

Как видите, всё проще некуда. Однако совсем уж впустую всё описанное не прошло. Сперва, решив, что пойти на поблажки будет себе дешевле, слегка смягчил «линию» тов. Червенков, затем пришел тов. Живков со своим «добрым курсом» — и жизнь стала приемлемой, а затем и вовсе пошла на лад, так что, можно сказать, дело горян не пропало даром. Хотя, конечно, и ласковым то времечко, даже после смягчения, сложно назвать, — но времена не выбирают.

ДО СИНЕГО ЗВОНА

Как бы всё. Вот только не всё. Джинн вырвался из бутылки... Открытые дела нельзя было закрывать, чтобы не оказались «невинно осужденными» те, кого посадили, чтобы посадить, — следовательно, они крутились и превращались в обвинительные заключения, которые нужно было передавать в суд. Суду же не оставалось ничего иного, кроме как судить «изменников Родины», «врагов народной власти» и «пособников бандитов» по всей строгости, независимо от того, связаны ли они с горянами (такое бывало нередко), чьими-то разведками (случалось, но гораздо реже) или, неважно как, с уже осужденными отщепенцами (сплошь и рядом) или же ни с кем не связаны.